Шансы. Том 2
Шрифт:
— И она говорит « так что»! Так что? — Джино печально покачал головой. — Ты права. Лаки. Мы живем в разных измерениях — ты и я. Можешь идти. Семь лет — и ни одной хотя бы открытки. Вот это дочь.
— Ты сам мне не писал! — бросила она в ответ. Внезапно Джино почувствовал себя усталым. Раздался стук в дверь.
— Кто там еще? — недовольно спросил он.
— Это Коста. Откройте, быстрее!
Лаки подхватила свою сумочку. Ей хотелось расплакаться — она и сама не знала почему.
Джино распахнул дверь, и в номер ввалился Коста,
— В Дарио стреляли, — выдохнул он. — У входа в отель. Он мертв.
— Матерь Божья! — вскричал Джино. — Матерь Божья!
Лаки окаменела.
Резким движением ударив себя кулаками в грудь, Джино спотыкаясь побрел к кушетке. С губ его сорвался стон.
— В чем дело? ; — Лаки вздрагивала. — В чем дело? Что с тобой?
Он вновь застонал, лицо его стало серым. В одно мгновение Джино состарился, на глазах превратившись в того, кем и был, — в семидесятилетнего старика.
— Я… думаю… что… это… серде… — едва слышно выговорил Джино. — Вызовите… врача… скорее…
ПЯТНИЦА, 15 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК. ВЕЧЕР
Держа в руке панель дистанционного управления, Энцо торопливо нажимал па кнопки, переключаясь с канала на канал, с одной программы новостей на другую.
— Дорогой, — плаксиво протянула пышная блондинка, развалившаяся на роскошной, королевских размеров кровати в одних чулках розового цвета, — я хочу посмотреть « Любовные игры».
— Ради Бога, оденься! — буркнул Энцо. — Твои сиськи надоели мне уже на месяц вперед.
— А я думала, они тебе нравятся. — Она обиделась.
— Одевайся, дура! Я специально вызвал этого парня из Голливуда, чтобы он посмотрел на тебя. Одевайся и помолчи!
Все еще обиженная, женщина поднялась с постели, мимоходом восхитилась собой в зеркале и прошествовала в ванную.
Энцо усмехнулся и вновь принялся нажимать кнопки. Жалкая шлюшонка — только на одно и годится. Однако ему нравилось входить в зал ресторана с такой спутницей, от которой присутствовавшие глаз не могли отвести, — а эта была одной из лучших. Имоджин. Восемнадцати лет. Бывшая победительница конкурса «Киска месяца». Объем груди — сто пять сантиметров. Такой у Энцо езде не бывало.
Этой самодовольной шлюхе не терпелось стать кинозвездой. Ну так он ее звездой и сделает. Тоже мне штука.
— Вик! — громко позвал Энцо. — Где, черт побери, сообщение о Джино и Лаки? Ведь сейчас уже должно быть что-то в новостях? Дарио-то только что показали.
В комнату вошел Большой Виктор.
— Сам не понимаю, босс. Возможно, их еще не обнаружили.
— У тебя вместо головы жопа. Они же в отеле. Так не бывает, чтобы кого-то застрелили в отеле, а люди вокруг ничего не заметили. Горничная или любопытная дура из соседнего номера — кто-то должен был слышать выстрелы! Кто-то!
— Не понимаю, босс.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты уверен, что дело сделано?
— Да, босс, уверен. Руссо сам видел, как Дарио подал сигнал, они же договорились.
— А где сам Руссо?
— Должен быть здесь с минуты на минуту. Он отправился за приезжим продюсером, в «Плазу». Вы же сами ему приказали.
— О'кей.
Энцо вновь обратился к экрану. Ведущая теленовостей со строгим выражением лица рассказывала о стрельбе у входа в «Пьер». Выглядела она довольно-таки хорошенькой, только уж чересчур худосочна. Энцо прищурился, попытавшись представить ее без одежды.
— Вик, окажи мне услугу. Позвони им туда, попроси проверить номер Сантанджело и повесь трубку. Сделай это из телефона-автомата.
Тот кивнул.
— Отличная мысль, босс.
— Моя мысль. Здесь я единственный, у кого есть такие мысли.
— Я люблю тебя, папа, — шептала Лаки, наклонившись над отцом в карете «скорой помощи». — С тобой все будет в порядке, я же знаю, вот увидишь. Все будет хорошо, честное слово.
Он ничего не мог сказать ей в ответ — лицо было почти полностью скрыто под кислородной маской, но Лаки прочла этот ответ в его черных глазах: отец простил ее.
Всю дорогу до клиники она крепко держала его руку в своих. Ей хотелось так много сказать Джино, но теперь оставалось только надеяться, что она еще не опоздала.
На носилках Джино сразу же пронесли в реанимацию. Через несколько минут подъехал Коста. Лаки заметила, что он плакал — глаза у него стали совсем красными. Она погладила старика по руке.
— С отцом все будет хорошо, я чувствую это. Чуть позже ей удалось остановить на ходу вышедшего из дверей реанимационной врача. Длинное, худое, какое-то лошадиное лицо его было серьезным.
— У вашего отца острый коронарный тромбоз.
— Он поправится?
Врач кашлянул, вежливо прикрыв рукой рот.
— Пока сказать трудно. Точнее было бы определить его заболевание как атеросклероз. Это такое состояние, когда коронарные артерии, питающие сердце кровью, отвердевают, что, в свою очередь, ведет к их сужению или закупорке. В случае закупорки…
Он продолжал что-то говорить, но Лаки уже не слышала его: перед глазами ее стоял отец — таким, каким она помнила его, когда была девочкой. Он подбрасывал ее высоко над головой, ловил, обнимал, целовал. Как она тогда любила этого человека — того самого, что лежал сейчас где-то рядом и боролся за свою жизнь.
Врач между тем уже заканчивал свои объяснения.
— Так что, мисс Сантанджело, как видите, возможно двоякое развитие событий. Многие пациенты живут довольно активной жизнью и с сужением и с закупоркой сосудов — в течение целого ряда лет. В нашем распоряжении есть отлично зарекомендовавшие себя новые средства, способствующие активизации кровообращения, так что в целом можно рассчитывать на благополучный исход. — Он невозмутимо пожал плечами. — В случае с вашим отцом нам трудно в данный момент определить ущерб, уже нанесенный организму. Если за ночь ничего не случится, то прогноз должен быть обнадеживающим.