Шантажистка
Шрифт:
— Буду честен с вами, мистер Дэвис. Меня крайне заинтриговало ваше желание побеседовать со мной.
Поверх очков в роговой оправе на меня устремляется взгляд холодных серых глаз.
— Дело не в моем желании, Уильям. Боюсь, речь идет о необходимости.
Тон его такой же холодный, как и глаза.
— Чем же вызвана необходимость?
Старик откидывается на спинку, почесывает макушку, затем осведомляется:
— Полагаю, вы неженаты?
— Нет.
— И никогда не были?
—
— В таком случае вы не знаете, каково это.
— Простите? Что каково?
— Знать, что твоя жена переспала с другим.
Я догадывался, что именно с этого разговор и начнется. При всем моем сочувствии, ответственность за поступки своего отца я все-таки не несу. И потому твердо отвечаю:
— Нет, не знаю. Но я ни в коем случае не одобряю подобное и не пытаюсь оправдать. Я — не мой отец, мистер Дэвис.
— Я прекрасно знаю, кто вы, Уильям. Я не без интереса следил за вашей карьерой.
— Вот как? Зачем?
— Чтобы понять, что вы за человек.
Вот это мне определенно не нравится.
— Что ж, раз уж вы взяли на себя такой труд, может, просветите меня, что я за человек.
— Не горячитесь, — отрезает старик. — До сегодняшнего утра я пребывал в уверенности, что вы чуть ли не святой. Во времена, когда землю еще топтали динозавры, я изучал в университете политику и знаю, что продержаться в Вестминстере целое десятилетие можно лишь с незапятнанной репутацией.
Выражение его лица чуть смягчается, однако мотив подобных расспросов мне по-прежнему не ясен.
— Что ж, благодарю за характеристику, мистер Дэвис, но что вам за дело до моей репутации?
Вопрос мой, однако, повисает в воздухе, поскольку старик погружен в неведомые мне мысли.
— Мистер Дэвис?
— Сьюзан, — вздыхает он наконец. — Вы когда-нибудь встречались с ней?
— Навряд ли.
— Она была любовью всей моей жизни.
Даже не знаю, как отреагировать на его признание, и лишь выдавливаю сочувственную улыбку.
— Только по этой причине я и согласился растить Габриэллу как родную дочь. Самим нам завести детей не посчастливилось, и я не смог отказать Сьюзан в такой возможности, несмотря на всю омерзительность обстоятельств.
Я осторожно киваю.
— Вы, наверно, гадаете, к чему я все это рассказываю.
— Э-э… да.
— Пускай Габриэлла не моя плоть от плоти и кровь от крови, Уильям, я все равно не любил бы ее больше, даже если бы она была мне родной. Девочка — целый мир для меня.
— Понимаю.
Старик делает глубокий вздох, чтобы взять себя в руки.
— Как я упомянул в телефонном разговоре, здоровье мое уже не то, что раньше.
— Выглядите вы молодцом, осмелюсь заметить.
— Если только душой и телом, но никак не сердцем. Мотор, увы, изрядно поизносился. Три года назад мне сделали серьезную операцию на сердце, поэтому-то я и собирался связаться с вами. Не знаю, сколько мне еще осталось. Может, шесть лет, а может, шесть месяцев, но в любом случае я обязан позаботиться о будущем Габриэллы.
— Простите, мистер Дэвис, но я по-прежнему не понимаю, почему вы хотели тогда со мной связаться. И насчет сейчас тоже, коли на то пошло.
— Потому что кроме меня у Габриэллы никого нет. Сьюзан, ее мать, погибла в автокатастрофе двенадцать лет назад.
— Что ж, если вас хоть сколько-то успокоит, я без семьи держусь вот уже восемнадцать лет.
— Это мне известно, Уильям, вот только Габриэлла — не вы.
Старик подается вперед и несколько раз пытается прочистить горло. Слова явно даются ему нелегко.
— Принести стакан воды? — предлагаю я.
— Нет-нет, — кряхтит он. — Через секунду пройдет.
Кеннет Дэвис делает несколько глубоких вздохов и как будто успокаивается.
— Так на чем я остановился? — бормочет он.
— Габриэлла. Вы сказали, что она — не я.
— Увы, нет. У моей дочери… вашей сестры… синдром Дауна.
На кухне воцаряется полнейшая тишина, лишь тихонько клокочет водонагреватель.
— Синдром Дауна? — наконец по-дурацки переспрашиваю я.
— Полагаю, вам известно, что это такое?
— Да, конечно, в общих чертах.
— Пока не будем вдаваться в подробности. Меня тревожит будущее Габриэллы, а не ее состояние.
— Будущее?
— Именно. И, нравится мне это или нет, но вы ее единственный кровный родственник.
Наконец-то мне становится ясен смысл его приглашения. В некотором роде это собеседование на роль опекуна Габриэллы, хотя мистеру Дэвису, видимо, не так легко смириться с тем фактом, что я сын своего отца.
— Думаю, я вас понял.
— Вот как? Габриэлла — необыкновенная девушка, Уильям. Добрая, веселая, любящая, вот только весьма сомневаюсь, что она способна жить самостоятельно. Не поймите меня неправильно, ее состояние роли не играет, она живет полноценной жизнью, но… — Старик осекается, нервно сглатывает, но все-таки заканчивает: — Но нужно, чтобы за ней кто-то присматривал.
— Вы предлагаете мне взять над ней опеку, когда… вас не станет?
— Я ничего не предлагаю. Габриэлла не вещь, чтобы торговаться.
— Разумеется, не вещь. Но тогда я действительно не понимаю, о чем вы меня просите.
— Давайте я выражусь по-другому, Уильям. Допустим, я завтра умру — что вы предпримете?
— Я, хм…
— Прежде чем вы ответите, — перебивает Кеннет Дэвис. — Пожалуйста, не говорите мне то, что, по-вашему, я хочу услышать. Будьте предельно честны, даже если вам покажется, что правда меня заденет.