Шашлык из волнистого попугайчика
Шрифт:
– Я не знаю… Он все время колет нам что-то… а иногда берет кровь из вены.
– Он вампир? – предположила Надя. – Что он колет вам? Наркотики?
– Я не знаю, но чувствую себя плохо…
– Он насилует вас?
– Что ты! Нет…
– Господи, он кормит вас?
– Конечно, очень хорошо… Только не выпускает на улицу… и делает уколы… А иногда здесь включается ультрафиолетовый свет, который заменяет нам солнце… Он заботится о нас…
– Как вы позволяете все это делать с вами? Вы же как подопытные крысы! – Надежда
– Скоро узнаешь…
– Ты даже не избита! Ты разрешаешь все это делать с собой? – продолжала недоумевать Надя.
– Он показал нам, что сделал с другими девушками… Ох, лучше тебе этого не знать.
– Тут еще кто-то есть? – вздрогнула Надежда.
– Много… было много, сколько – точно я не знаю, но в живых остались мы вдвоем, а теперь вот втроем… Вся эта башня имеет в толще стен потайные комнаты вроде этой. Там жили другие девушки и женщины… Сколько их было точно, я не знаю. И как долго они там жили, я тоже не знаю. А когда они умерли от его опытов, он избавился от них. – Плечи Милы затряслись мелкой дрожью.
– Успокойся, подруга, – сказала Надя, понимая, что это глас вопиющего в пустыне.
– Он спокойно залил эти ниши, эти искусственные полости в стенах, жидким цементом, – наконец-таки выговорила Мила.
– Вместе… – начала было Надя.
– …вместе с несчастными девушками, погребя их заживо, когда они стали ему не нужны. Поэтому мы с Аллой ведем себя хорошо. Да, Алла? – звякнула цепями Мила, обращаясь к своей сокамернице.
– Алла? – тупо переспросила Надя. – А не та ли это Алла из Москвы, что пропала год назад?!
– Я не знаю, о чем ты говоришь, но эта девушка русская, и она здесь очень давно. Она не говорит, это он называет ее Аллой. Я считаю, что она понимает, о чем говорят люди, вернее, я на это надеюсь, так как она тут единственная душа в этом аду, в этой тюрьме.
– Мила, не плачь! Мы обязательно выберемся отсюда, – сказала Надежда, с ужасом глядя на Аллу. Если это та женщина, о которой она подумала, то она должна была провести в заточении целый год, причем не просто в заточении, а в муках.
«Что он им колет, – содрогнулась Надя, – если это лекарство приводит к такому результату? Она же просто овощ. А что, если он и со мной такое сделает? Будем здесь овощной грядкой. Ой, Марко, надежда только на тебя. Ты же умный парень, ты же миллионер! Ну догадайся, ну додумайся, где я могу оказаться с моим неуемным характером», – погружалась в свои невеселые мысли Надежда. Она даже смотреть не могла на обритую, изуродованную подругу в какой-то нелепой одежде и цепях. Сердце ее сжималось от жалости…
– Почему вы обритые? – спросила Надежда. – Он побрил вас?
– Мы сами, вернее, я бреюсь сама и брею Аллу, когда он приказывает.
– Зачем?
– Он говорит, что так надо, чтобы было чисто, чтобы не завелись вши, он заботится…
– Мила, очнись!
Мила качнулась в сторону Нади и прошептала:
– Ты с ним лучше не спорь, он умеет быть убедительным. Мой тебе совет, делай все, что он тебе скажет, так будет лучше.
– А что это на вас за балахоны?
– Тебе тоже выдадут, не переживай…
Надя мрачно уставилась в окно, погрузившись снова в свои мысли.
– Ну как, познакомились? – вдруг раздался мужской голос, что было очень неожиданно. Надежда даже вздрогнула. Улыбающееся лицо Владимира появилось в одном из окошек, глаза его буравили свою новенькую пленницу.
– Ах ты, мерзопакостник! Ты еще смеешь спрашивать? Выпусти нас отсюда немедленно! – закричала Надя.
– Поговори мне еще, – вздохнул Владимир. – Глупая курица, ты не была мне нужна, сама напросилась. Когда шумиха уляжется, я от тебя избавлюсь, но пока не до этого… Поживешь здесь со своей подружкой. А сейчас снимай свое грязное тряпье, бросай мне все и надень вот эту рубаху. Мне в моей лаборатории не нужна инфекция!
Владимир кинул ей такую же робу, какие были на двух женщинах.
– Это не мой фасон! – сквозь зубы процедила Надя.
– Откуда только ты свалилась на мою голову? – задумчиво проговорил Владимир. – Ведь я же догадывался, нутром чувствовал, что с тобой будут проблемы.
– Господи, она не ведает, что творит, она исправится, – подала голос Мила. – Надя, скорее снимай одежду и надевай рубаху, не упрямься! Я прошу тебя.
Надежда презрительно фыркнула и испепелила Владимира взглядом, полным ненависти.
– Может, мне еще и голову побрить?
– Побреешь, если скажу, будешь на задних лапках прыгать, если я скажу, – ответил Владимир, и взгляд его заледенел, добродушная улыбка исчезла с лица, как будто ее и не было никогда.
Окошечко захлопнулось, Алла начала раскачиваться с большей амплитудой, что тоже очень нервировало Надю, а Мила заголосила:
– Что ты наделала? Одумайся! Скорее надевай рубаху, может быть, он еще передумает… Зачем ты злишь его?
– Да что с тобой? Что ты так пресмыкаешься перед этим недочеловеком?! – в ответ заявила Надежда.
Металлическая дверь со скрипом отворилась. Девушки забились в углы, а большая фигура Владимира надвинулась на Надю.
– Ничтожество! Маньяк! Урод! – прокричала она.
– Поначалу все такие разговорчивые, – миролюбиво проговорил он. – И вовсе я не маньяк, я еще Нобелевскую премию получу. И вы бы гордились мной.
– Убийца! – воскликнула Надя.
– Да, вы умираете у меня, – грустно вздохнул Владимир, – но поверьте, ради благих целей. Все гениальное имеет право на жертвы. Пусть погибнут единицы, зато миллионы будут спасены. Да, ладно, я отвлекся. Значит, подчиняться не желаешь?