Шайтан-звезда (Книга первая)
Шрифт:
Джейран встала и, последовав за Сабихой, украдкой прикоснулась к ее руке. Та обернулась.
– Ты что-то хочешь сказать, о банщица?
– Разве в раю у праведников тело из земной плоти, о Сабиха?
– Разумеется, из плоти! – отвечала гурия. – Иначе зачем бы его омывать в хаммаме, и растирать, и разминать? Из плоти, да, но из преображенной, о Джейран, но тебе этого пока не дано понять.
– Значит, у праведников в раю остаются их мозоли, которые нужно срезать? – задала Джейран вполне резонный вопрос.
Тут Сабиха призадумалась.
– Мне и на ум не приходило расспрашивать праведников, остались ли у них мозоли, о Джейран,
Возразить против воли Аллаха было нечего.
Райский хаммам оказался куда меньше земного. И был он в глубине того самого дома, на эйване которого Джейран завтракала. Входя во внутренние помещения вслед за Сабихой, она почему-то ждала увидеть комнаты, как те, что устраивают в домашних банях, с возвышением-суфой возле стены, с ямой для жаровни с углями и, разумеется, с чанами для воды, горячей и холодной.
Но никаких ям Джейран не обнаружила ни в предбаннике, ни в первой комнате, теплой, ни во второй и третьей, горячих, кроме разве что одной, для омовения ног. Райский хаммам отапливался или неким божественным образом, или же как столичные хаммамы – горячим воздухом с дымом, который поступал из топки в пространство под полом и выходил наружу через устроенные в стенах каналы, одновременно согревая их.
– Мне нужны веревки, чтобы натянуть их вдоль стен и развесить покрывала и салфетки, – сказала, оглядевшись, Джейран. – Таким образом они все будут на виду, и я смогу выбрать те, что мне нужны, к тому же, они согреются. Мне нужны полочки, на которые я поставлю благовония и масла для растираний, и флаконы, и миски, и сосуды для бобовой муки, а всего этого тут нет.
– И мука, и благовония, и зеленая глина, которая отмывает грязь не хуже бобовой муки, лежат в чулане, – Сабиха показала на занавеску, за которой имелась маленькая дверца. – Веревки, миски и все недостающее тебе доставят ближе к полудню.
– Ангелы, о Сабиха?.. – у Джейран перехватило дыхание.
Сабиха как-то странно посмотрела на девушку.
– Ангелы, о Джейран, только ты их, скорее всего, не увидишь, ибо посланцы Аллаха обладают нестерпимым для глаз блеском и без нужды таким, как ты, не показываются, – отвечала она. – В чем еще у тебя нужда?
– Еще мне нужна занавеска, которую вывешивают перед входом, когда наступает время женщин. Как мы назначим – от зари до полудня у нас будет время мужчин, а от полудня до заката – время женщин? Или же наоборот, о Сабиха? В том хаммаме, где мы встретились, были мужские и женские дни, мы можем сделать и так.
– Я не думаю, чтобы тебе пришлось служить праведникам… Впрочем, этот вопрос пусть решает ясноликая Фатима, о Джейран, – здраво рассудила Сабиха. – Есть ли нужда в чем-либо еще?
– Мне нужно тесто из мышьяка и известки, которое удаляет волосы, – деловито отвечала Джейран. – Оно обладает противным запахом, но без него никак не обойтись. Но, может быть, в раю есть возможность изменить этот запах, о Сабиха? Уж больно он скверный…
– Мы помолимся об этом Аллаху, – сказала гурия.
Прошло несколько дней – и Джейран, освоившись в своем новом хозяйстве, поняла, что умерла она напрасно, и ничего не изменилось ни к лучшему, ни к худшему. Она носила одежду, о которой в прежней жизни могла лишь мечтать, и ела дорогие лакомства, но лишена была даже коротких встреч с возлюбленным. К тому же, платья и туфли ей достались вовсе не новые, и когда первый восторг прошел, она обнаружила это с немалым разочарованием.
Один Аллах знает, до чего бы она додумалась, если бы не пожаловала в хаммам сама Фатима аз-Захра, дочь пророка и праматерь каирских халифов, которые приходились ей пра-правнуками. Фатима была в блаженном состоянии духа и веселилась, как в день их первой встречи.
– Мое сердце привязалось к тебе, о доченька, и я буду твоей заступницей перед пророком и Аллахом! – сказала она Джейран. – Я даже замолвлю о тебе словечко перед скрытым имамом! Ублажи меня, разотри и разомни, и вымой мне голову, и высуши мне волосы теплыми покрывалами! И умасти меня той дорогой галией, что хранится у тебя в китайской чаше! Знаешь ли ты, что твои обстоятельства переменяются к лучшему, о Джейран? Твое лицо округляется, и на щеках появился румянец, и волосы твои потемнели, клянусь Аллахом!
– Все это – благодаря тебе, о госпожа, – почтительно отвечала Джейран. Что касается щек – праведница не солгала, Джейран столько времени проводила теперь на свежем воздухе, что нажила себе заметный румянец. А что касается волос – сама она изменений не замечала, но дочери пророка, разумеется, виднее.
И девушка трудилась так, что взмокла не хуже лежавшей перед ней распаренной Фатимы. Каждый палец она растирала и вытягивала до щелчка в суставе, прошлась по всем жилками, но когда добралась до пышной груди, когда прикоснулась к ней, чтобы совершить те кругообразные движения, которым обучил ее хозяин, Фатима вдруг расхохоталась.
– Достаточно с нас и того, что было, о доченька! Аллах вознаградит тебя, – и она резким движением села, свесив ноги с топчана. – Сними покрывало с моей головы, расчеши мне волосы, о Джейран, и уложи их.
– Я не умею укладывать волосы, о госпожа, – призналась девушка. – Меня никогда не учили этому.
– Аллах вложит умение в твои пальцы, о доченька, – пообещала Фатима.
В самом деле – когда хорошенько протертые кудри высохли на солнце, Фатима подобрала их с одной стороны, показала, где пропустить жемчужную нить и куда ее вывести, чтобы она подхватила локоны у щек, и Джейран выполнила все ее указания, и праведница осталась довольна. Когда же Джейран повторила то же самое и с другой стороны не менее удачно, то Фатима пообещала произвести ее в райские гурии при первом же удобном случае, если будет на то воля Аллаха.
Но Джейран вовсе не хотела становиться гурией.
В свои свободные часы она отходила от хаммама, при котором и ночевала, довольно далеко. Она видела, чем занимаются гурии с молодыми, плечистыми, веселыми праведниками, которые угодили в рай непонятно за какие заслуги. Мало того, что они, по две и по три, ублажали этих праведников таким путем, как тем было угодно, сопровождая свое служение вскриками страсти, громкими вздохами и диковинными словами, они еще и пили с праведниками вино из больших кувшинов, и вино это было крепким – Джейран, подобрав забытый кувшин на берегу ручья, не удержалась и попробовала. Больше всего удивило Джейран, что во время забав с праведником одна из гурий непременно играла на лютне, напевая при этом любовные песенки с такими словами, что за них гурию стоило бы с позором выставить из рая. Очевидно, терпение Аллаха было бесконечно.