Шайтан-звезда (Книга вторая)
Шрифт:
Он вспомнил, что поблизости был домик с водой – значит, иных благоуханий ожидать не приходилось.
Возбужденный и сердитый, гуль вскочил на ноги.
Он не мог вернуться в тело Барзаха, чтобы завершить начатое. И он не представлял себе, как несчастный справится сейчас с разъяренной женщиной.
Хайсагур шагнул в арку и прижался лбом к прохладному, светлому даже в ночном мраке камню.
Тело требовало близости, тело корчилось от желания близости.
Тогда он прижался к камню грудью и бедрами, чтобы усмирить себя прохладой.
И вдруг он услышал шаги.
На противоположной стороне двора кто-то вышел из своего
Хайсагур выглянул – и увидел, что это человек рослый и удрученный бедствиями, ибо голова его опущена, и опущена низко.
Он вгляделся – и узнал Джейран.
Девушка села на краю водоема и омыла себе лицо.
Очевидно, ей, как и Барзаху, стало жарко на коврах и под теплым аба.
На Джейран была лишь мужская широкая рубаха, а шла она босиком.
Ее прямые волосы не держались в косах, если только не были завязаны шнурками, вот и теперь они лежали на груди у Джейран подобно двум конским хвостам, сохраняя плетение лишь до плеч.
У гуля хватило бы силы и сноровки напасть на девушку, зажать ей рот, перекинуть через плечо – и вместе с этой ношей одолеть стену караван-сарая. Будь это любая другая девушка…
Он уже входил однажды в плоть Джейран и знал, что она девственна душой и телом. Он уже спас ее однажды – и теперь не мог причинить ей зла.
Тяжело дыша, Хайсагур отступил назад и встал так, чтобы не видеть девушку. Он даже повернулся к ней спиной.
Острое желание никак не утихало.
Джейран, подняв глаза к ночному небу, что-то тихо шептала – и это не было молитвой, обращенной к Аллаху.
Гуль прислушался.
– Когда же ты наконец появишься и поможешь мне? – спрашивала Джейран. – Я устала от этих странствий и сражений! Я живу не той жизнью, которой должна жить! И если это ты навязала мне такую судьбу – то возьми ее обратно! Нет мне больше нужды ни в аль-Асваде, ни в том, другом!
Он понял, что девушка звала Шайтан-звезду. Но до появления этой звезды на небе было еще далеко.
– Неужели нет на земле человека, который не дает нелепых клятв и может защитить свою женщину? – спросила девушка. – Неужели умерло это среди людей? Неужели женщины теперь лишены настоящих мужчин? О аль-Асвад, сколько же раз любимые могут предавать любящих?
От чрезмерного возбуждения Хайсагур потерял способность мыслить здраво.
Эта женщина была лишена близости с достойным ее мужчиной – а он был лишен близости хоть с достойной, хоть с недостойной женщиной, таково было наследство отца-гуля в его теле!
Она сгорала от желания, сама не осознавая этого, – а он сгорал, осознавая причину своего бедствия.
Вся его плоть жаждала откликнуться на призыв – и Хайсагур, подобравшись и пригнувшись, как это свойственно нападающему из засады гулю, повернулся к Джейран.
До нее было три прыжка.
Он не мог причинить ей зла, но до нее было всего три прыжка!
И тут оба они, девушка и гуль, насторожились.
Со стороны конюшен донеслись странные звуки, какой-то стук, какой-то треск, чей-то вскрик.
И вдруг караван-сарай огласило громкое ржание возмущенного пленом коня!
По каменным плитам пронесся стук копыт – и из темноты возник аль-Яхмум, сам подобный ночному мраку, со сверкающей звездой во лбу.
Белоногий красавец вскинулся на дыбы, пал на передние ноги и брыкнул кого-то, кто пытался удержать его. Человек с криком отлетел и ударился о кирпичную стену. Аль-Яхмум же оказался
– Проклятый конь! – раздалось со стороны конюшни. – Порази его Аллах в печень и в селезенку!
– Какой вред он причинил тебе, о аль-Хубайри? – отвечал другой голос, не менее сердитый. – Ради Аллаха, твои кости целы?
Джейран вскочила и обняла аль-Яхмума за шею, готовая защищать его от любых нападок.
Хайсагур же прижался к стене и отступил вглубь помещения, не теряя из виду девушку и ее коня.
– Мои кости целы, клянусь Аллахом! – отвечал аль-Хубайри, сам крайне удивленный этим обстоятельством. – Проклятый конь ударил меня в бедро, и я, кажется, отделался лишь синяком! Если бы это был человек, я сказал бы, что он тщательно прицелился, прежде чем нанести удар!
Аль-Яхмум еще раз заржал, и Хайсагур мог бы поклясться, что слова аль-Хубайри насмешили коня.
Затем аль-Яхмум мотнул головой, но не очень резко, высвободился из объятия Джейран и сделал несколько шагов по направлению к Хайсагуру.
Остановившись напротив той арки, из которой выглядывал гуль, аль-Яхмум трижды ударил правым копытом оземь и вскинул голову. Сомнений быть не могло – он учуял Хайсагура и вызывал его на бой.
Гуль плохо знал повадки коней. Разумеется, ему доводилось ездить и на конях, и на верблюдах, и редкий конь не признавал власти тяжелого всадника с крепкими ногами. Возможно, именно поэтому у него не было нужды изучать лошадиный нрав. Так что он не знал, каких бедствий следует ожидать от аль-Яхмума, вставшего на защиту своей хозяйки.
На всякий случай Хайсагур негромко заворчал, подражая барсу, охраняющему логово. Это было предупреждением и предложением разойтись мирно.
Аль-Яхмум заржал снова и ударил копытом. Конь словно предлагал гулю выйти и сразиться.
А между тем, разбуженные ржанием и грянувшим ему в поддержку собачьим лаем, во двор выскочили юные охранники каравана, держа в руках свои неизменные остроги, а кое-кто – и факел. Чтобы осветить весь двор, они взобрались на возвышения посередине.
Из их криков Хайсагур понял, что аль-Яхмум имел похвальную привычку прислушиваться к ночным шорохам и поднимать тревогу, что он уже не раз будил таким образом людей, которых, очевидно, считал своим табуном, и предотвращал то нападение дорожных грабителей, то вторжение стаи гиен. Поэтому мальчики были убеждены, что кто-то забрался в караван-сарай и намерения у этого существа скверные.
Маленький старичок смешной рысцой устремился к Джейран, неся в охапке аба, и, привстав на цыпочки, закутал ее. Несколько вооруженных острогами бойцов подбежали к девушке и принялись размахивать руками, что-то ей втолковывая, а они кивала, соглашаясь.
Гуль поднял голову.
Выбраться по стенам он бы мог даже в непроглядном мраке, весь вопрос был в том, где же этот мрак взять. Освещенный факелами, он стал бы прекрасной целью для острог.
Если это вопящее войско, призвав на помощь псов, примется поочередно обходить все пустые помещения, то одно из них может стать опасной ловушкой, подумал Хайсагур, ведь они не соединяются между собой. И эти зловредные мальчишки будут осматривать все на совесть. А спрятаться в большой пустой комнате, вся обстановка которой – возвышение-суфа во всю ее ширину, или в двух, примыкающих к ней, где тоже нет ничего, кроме этих возвышений, весьма затруднительно.