Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]
Шрифт:
— А, поди, никогда вечером не сидят? Господское житье я знаю...
— Тут не так, — отвечал словоохотливый приказчик. — Между ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однажды она хотела из окна выброситься, в другой — он чуть не зарезался.
— Что ж это с ними?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
— Это ты про Синевых? — спросила она приказчика.
Тот кивнул. Женщина внезапно оживилась и, поправив на
— Про этих господ ты у меня спроси. Я у их всегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю! Почему они живут так?
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
— Позвольте познакомиться, Прокофий Степанов, по лакейской должности. И, садясь подле их стола, прибавил: — Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! — приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:
— Господа-то эти душевные очень, да вот поди — не повезло! Барин в ней души не чает, и она в нем, и деньги есть у них, потому что у барина хорошее место, а в доме ужасно что.
— Из-за чего же между ними такая контрреволюция? — спросил Ж.
Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота:
— Видите ли, она до свадьбы не соблюла себя, он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся, и оба плакать. Я однажды в три часа проснулась, в прачечную идти. Анютка спит, что мертвая, а там — плач и голоса. Я подошла и даже жутко стало. Он говорит: «Я тебя убью!» А она отвечает тихо: «Убей!» и тишина вдруг, а потом как он заплачет... Анютка сказывает, и часа бы не прожила, если бы не доход...
Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:
— А из себя красивые?
— И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высоконькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда серьезная. Нет чтобы улыбнуться...
— А сам?
— Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Сначала как с бородой был, так еще был красивее.
— Сбрил, что-ли?— спросил Ж.
— Совсем! Сказывал, шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая...
—Ну, прощенья просим! — поднялся Ж.
3/4 Что ж, уже идете?
— Я еще забреду. Тут, на Клинском живу, — отвечал Ж., — а сейчас мне надо насчет места наведаться.
—Ну, спасибо за угощение!
—Не за что!
Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:
— Теперь уже за нами!
— Пустяки, — отвечал Ж. и, простившись за руку с извозчиком, вышел.
— Обходительный мужчина, — сказала прачка, — приятно в компании посидеть.
А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.
—
С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской 6, 8 а то 12 бутылок пива в дружеской компании за беседой. Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой, и даже с ее фельдфебелем, и все не могли нахвалиться своим новым приятелем. Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового. Так, они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая, и сразу в постель легла.
— Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучились. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то свою всю напрочь сбрил и усы подстриг. «Что это вы?» — говорю, а он смеется. «Теперь барыня, — говорит, — довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, наверно.
Ж. кивнул ей головою и сказал, подмигивая на фельдфебеля:
— А вы небось не прочь, кабы они и недельку у тетки пожили? Праздничек бы справили.
Анютка засмеялась.
— Выходит, из-за бороды и мир? — снова спросил Ж.
— Какой! — отмахнулась Анютка. — Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Словно схоронили кого.
Ж. больше спрашивать было не о чем. Убийцы были найдены. Я уже со спокойной совестью поручил ему арестовать обоих и доставить в сыскное.
На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил у двери, на которой была прибита медная дощечка с надписью: «Яков Степанович Синев».
Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.:
— Вы за мною?
— Нет, душечка, — спокойно ответил ей Ж. — Проводите меня к вашей барыне.
Анютка удивленно вытаращила глаза:
— К барыне?
— Ну да! Возьми пальто! — И Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.
Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там у окошка сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой. При входе Ж. она подняла голову и удивленно, даже испуганно взглянула на него.
Анютка остановилась в дверях.
Ж. приблизился к Синевой, поклонился ей и тихо сказал:
— Я агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.
Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул.
Анютка вскрикнула и убежала.
Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.
— Не пугайтесь! Это должно было случиться. Ваш муж арестован тоже!
Эти слова словно возвратили ее к жизни. Она вдруг выпрямилась.