Шекспир курит в сторонке
Шрифт:
Борис Олегович умер в ночь на первое мая. Я бы никогда не выбрала для самоубийства теплое, солнечное весеннее утро. С другой стороны, я никогда и не уйду из жизни добровольно. Бог весть что творится в мозгу у самоубийцы, вероятно, он не замечает ничего вокруг. Но день кончины Бориса удивлял не только прекрасной погодой. Если он любил Зою и оберегал ее от всяческих неприятностей, почему выбрал тот редкий, даже уникальный момент, когда супруги остались в особняке вдвоем? Две горничные приезжали к восьми утра и отправлялись восвояси после программы «Время», а домоправительница Анна находилась в особняке постоянно. Но в самом конце апреля у Ани умерла
Зое Владимировне решение мужа не очень-то понравилось, на ее взгляд, следовало пригласить кого-то на замену, но Борис Олегович не захотел, сказал:
– Зачем нам чужой человек?
Тридцатого апреля супруги вернулись домой не поздно. Шофера отпустили и вошли внутрь. Борис Олегович сам запер и парадную, и «черную» дверь, задвинул защелки, проверил окна на первом этаже, сказал жене:
– Пойду пообщаюсь с Павликом, – и направился в паучью.
Агишева захотела капучино. Зоя Владимировна может выпить литр кофе и потом сладко заснуть. Она пошла на кухню, не сумела включить машину для приготовления напитка и позвала мужа, но тот ответил:
– Золотце, не время употреблять кофе, хлебни кефирчика.
Зоя догадалась, что муж просто не хочет отвлекаться от пауков или сам не умеет управляться с агрегатом, но, как все представители сильного пола, не желает выглядеть дураком. Вернулась на кухню, понажимала на кнопки, обожгла палец струей пара и, обиженная, легла спать, выпив сорок капель валокордина.
Проснулась она в районе девяти утра от грохота. Похоже, горничные колотили в дверь каким-то железным садовым инструментом. Зоя Владимировна удивилась. Борис стопроцентный жаворонок, он всегда поднимается в шесть, а в восемь уже уезжает по делам, даже несмотря на то, что лег за полночь. Сама Зоя сова, она обожает покемарить до полудня. Поскольку экономка Аня на похоронах, впустить приходящих горничных следовало мужу. Но тот, на удивление, проспал. Зоя разозлилась, решила высказать Борису свое «фэ», впустила девушек, отругала их за шум, потребовала кофе и пошла в свою спальню, где благополучно задремала, пока ее не поднял с постели вопль: одна из горничных обнаружила труп хозяина.
Дальше начался кошмар. Домработницы, впав в истерику, не понимали, что делать. Зоя Владимировна металась по дому и рыдала. Она не позвонила ни в «Скорую», ни в милицию, просто кричала, пока кто-то из прислуги не опомнился и не вызвал врачей. Почему не милицию? Ответа нет, но первыми на место прибыли медики из элитной клиники, которую посещали супруги Ветошь. Врачи-то и обратились в местное отделение.
Первое мая – выходной, второго тоже мало кто работает, и большинство друзей Бориса Олеговича уехали из столицы до одиннадцатого числа. Зое Владимировне не к кому было обратиться. Она настолько растерялась, что не позвонила в похоронное бюро. Горничные сразу после того, как спецмашина увезла тело, уехали, даже боясь потерять работу в агентстве, они не хотели убирать комнату, где нашли труп. Шофер тоже постарался побыстрее смыться, в доме остались криминалисты. Одна из них, Анна Павлова, сказала хозяйке:
– Зоя Владимировна, выпейте чаю, хорошо бы вам принять легкое седативное средство, а потом уезжайте к родственникам.
– У меня никого нет, – прошептала Агишева.
– Позвоните подругам, – предложила Анна.
– У меня их нет, – повторила Зоя Владимировна.
– Ни одной? – уточнила Павлова.
Новоиспеченная вдова затряслась.
– Да,
– Думаю, они не откажутся приютить вас в данной ситуации, дома рядом большие, многоэтажные, найдется на время для вас комната, или снимите номер в гостинице, – не успокаивалась Анна. – Неподалеку, в Барвихе, есть отель. Поверьте моему опыту, вам лучше сейчас покинуть дом.
Агишева заплакала.
– Спасибо за сочувствие. Заварка не знаю где, кофемолку сама не включу, лекарства есть, но я понятия не имею, где они хранятся, в спальне один валокордин. Все соседи разъехались до середины мая, мы тоже хотели улететь третьего на Сардинию. Сколько денег на карточке, мне не ведомо, но наличных у меня нет, поэтому в гостиницу лучше не ездить. Я очень хочу есть. Вы не можете мне бутерброды сделать? С чем угодно, не знаю, какие продукты в холодильнике имеются. И кофе! Умоляю! Сварите побольше.
Сначала Анна решила, что у Зои шок, но Павлова провела в особняке целый день и поняла, что хозяйка в бытовых вопросах полный ноль. У плиты она не стояла после Парижа, привыкла, что еду и питье приносят на подносе. Во время работы Анна несколько раз делала перерывы и, проходя на кухню за чаем, видела в гостиной в кресле свернувшуюся клубочком Зою. В конце концов эксперту стало жаль ее, она подошла к Зое Владимировне и сказала:
– Хотите, сварю вам еще кофе?
– Не знаю, – чуть слышно ответила вдова, – я ничего не знаю, не понимаю, как жить дальше, что делать?
– Так бывает со всеми, кто внезапно теряет близких, – вздохнула Анна, – все образуется! Жизнь длинная!
– Не знаю, не знаю, – твердила Агишева.
Павлова посидела немного с хозяйкой, потом сделала снимки комнаты и ушла. Смерть Бориса Олеговича походила на суицид, но Анна не имела права делать выводы, ее задача – собрать улики. Павлова следовала протоколу. Он предписывает непременно сделать фотографии не только комнаты, где найдено тело, но и всех других помещений тоже. Анна опытный специалист, поэтому в деле есть много снимков.
Ничего подозрительного на месте происшествия не нашли. Если не считать дохлого паука, от вида которого передернуло даже привыкших ко всему медиков, оперов и криминалистов. Борис лежал на несмятой кровати, он был обнажен, прикрыт с головой пуховым одеялом, на руках никаких ран. Единственный беспорядок – опрокинутая ваза с цветами – случился из-за доктора «Скорой». Врач подошла к постели, решила удостовериться в смерти пациента, нагнулась, отдернула одеяло, которое было натянуто почти до макушки, и с воплем шарахнулась в сторону, задев стеклянный столик, на котором стояла ваза с тюльпанами и ирисами. Врача можно понять: не всякий сохранит спокойствие, увидев на шее покойника паука размером с суповую тарелку.
– И у меня возник вопрос, – говорил Димон, – зачем убивать себя первого мая? Неужели Борис Олегович не понимал, что в праздничные дни никто Зое Владимировне не поможет, а все бюрократические церемонии растянутся до неимоверности? Все закрыто, никто не работает, большая часть знакомых разъехалась. Да, всякие службы вроде похоронных бюро и милиции не имеют выходных, но Агишева осталась буквально в изоляции. Никого из близких рядом. Ветошь не подумал о реакции прислуги? Ему не пришло в голову, что горничные удерут без оглядки? К кому Зоя могла обратиться за помощью? На праздники Москва опустела, а Агишева давно разучилась решать любые проблемы самостоятельно. Борис любил жену и создал для нее столь стрессовую ситуацию? Странно, а?