Шел ребятам в ту пору…
Шрифт:
— Врут! — вскипел Петя.
— Т-с-с! — предупредил Володя, заметив идущих по бульвару солдат.
В ожидании, пока они пройдут, уткнулись в газету.
— Москвы им не видать как своих ушей, — внушительно зашептал Петя, едва отошли фашисты. — Они думают, найдутся дурачки, что поверят им. Как бы не так! — И вдруг, недоверчиво посмотрев на Махнова, спросил:
— Скажи, а почему ты так спокойно говоришь об этом? Ты что, друг Онищенко?
— Да, я друг Тани Онищенко, — Махнов сделал ударение на слове «Таня».
— Я спрашиваю, друг полицая
— Для безопасности, — как бы мимоходом бросил Володя. — Странный ты человек, Петя! Ты думаешь, что только тебе одному не нравится жить под немецким сапогом, голодать, сидеть в холодной квартире, не учиться, не работать? Скажи, ты комсомолец? — неожиданно спросил Махнов.
Слезавин отрицательно качнул головой:
— Из пионеров вышел, а в комсомол не вступил.
— А я, да будет тебе известно, — Володя понизил голос, — комсомолец.
— Ну тогда скажи, честно только, ты не знаешь коммуниста, который был бы связан с партизанами?
— А на что он тебе, коммунист?
— Как на что? Мы с Васей все разузнали, где, на каких улицах офицерские части, склады, штабы. Передал бы он нашим, пусть бы разбомбили.
Слезавин не предполагал, как он облегчил работу Володе. Ведь Махнову дали именно такое задание, когда из партизанского соединения Северной группы Ставрополья посылали в тыл врага.
— Есть у меня такой коммунист, — Володя решительно поднялся. — Пойдем, я иду к Тане.
Петя почувствовал себя уязвленным.
— Ну да, нашел дурака! Ты хочешь, чтобы я принес эти сведения в дом полицая?
— Чего кипятишься? Я ж еще ничего тебе не сказал.
Парни свернули на Таманскую улицу. У аптеки и дальше по улице было людно, поэтому Махнов и Слезавин шагали молча. Почти у дома, где жили Рая Павленко и Таня Онищенко, Володя тихо сказал:
— Подготовь свои данные и передашь мне. Хорошо бы сегодня. Мы к Тане придем играть в лото.
Петя в знак согласия кивнул головой.
— А насчет Москвы надо разъяснять людям. Ты прав. Москвы им никогда не взять!
— Десять!
— Два!
— Кол!
— Тридцать два! — выкрикивал Петя.
— Есть! Кончила! — объявила Рая и, смеясь, сгребла монеты к себе.
— Темнеет уже. Кончаем игру ребята!
Володя, спускаясь по лестнице, нащупал в кармане свернутые бумажки, вспомнил шепот Пети: «Здесь есть и план города. Важные объекты обведены кружочками».
Рая затемнила окна, зажгла коптилку и, взглянув на Петю, попросила:
— Закрой дверь на ключ.
Когда уселись за стол, Рая протянула каждому по огрызку красного карандаша, по два листочка тетрадной бумаги и пожаловалась:
— Мальчики, бумаги нет. Листовки писать не на чем. Может, попросить Таню, чтоб она у своего братца взяла «взаймы»?
— Сказано, девчонка! — укорил ее Вася. — По бумаге полицая нас найдут без труда.
— Сто очков в твою пользу, Вася! — Рая стояла перед мальчиками чуточку обескураженная. Но смущение
— Предлагаю посрывать плакаты о «райской жизни» в Германии и на обратной стороне писать листовки.
— Вот это другое дело! — похвалил Вася.
Тускло, очень тускло светил огонек коптилки. Снова над бумагой склонились две вихрастые мальчишечьи головы и одна девчоночья, такая беловолосая, что, казалось, за столом от нее светлее.
Три красные пятиконечные звездочки вверху, пять внизу. Рая тихонько начала диктовать текст, который они составили днем:
«СОВЕТСКИЕ ГРАЖДАНЕ! Не верьте фашистской пропаганде, что взяли они Москву. Москвы им не видать, как своих ушей. Вместо „Драг нах остен“ они скоро будут „Драп нах Дойчланд“. Если вы настоящие советские люди, помогайте Красной Армии как можете: выводите из строя связь, машины, не выполняйте их приказов. Юноши и девушки, не верьте расклеенным по городу картинкам о райской жизни в Германии. Не ходите на регистрацию. В их хваленой Германии не рай, а фашистский ад».
Когда листовки были написаны, зашел разговор о том, где их наклеить. Ребята предлагали идти немедленно, а Рая придумала вот что:
— Мальчики внимание! Завтра я пойду на нижний рынок за картошкой, на дно сумки положу листовки, а там бабам в корзины рассую.
— А не попадешься? — спросил озабоченно Петя. — Давай вдвоем. Я буду прикрывать тебя.
— Говорят, риск большое дело. На этот раз я хочу поработать одна.
Рая понимала, почему так долго не возвращается мама из села Благодарного. Там, у родственников, она прятала от вражеских глаз свою внучку, дочь старшей Раиной сестры, которая была замужем за евреем. Мать сказала Рае, что она вполне взрослая и может хозяйничать сама, а внучка еще совсем малышка и нуждается в ней больше, чем Рая.
…Съестные припасы иссякли. Присев на корточки перед открытым кухонным шкафом, Рая переставляла посуду. Может, кусочек сала где завалялся? Или сухарик? Рая очень обрадовалась, когда на дне граненого стакана увидела застывший бараний жир. Жменька пшена, две картофелинки, луковка — и будет суп. Когда нечего есть, как назло разыгрывается аппетит.
Продать из вещей нечего — она и так осталась в одном-единственном платье. Выстирает, высушит и опять наденет. Иногда Васина тетя, Елизавета Гавриловна Рожкова, подкармливала Раю то картошкой, то кукурузной кашей.
Октябрьским вечером, когда Рая повесила над печкой выстиранное платье и улеглась в постель, в дверь три раза негромко постучали. Рая вздрогнула от неожиданности, хотя знала, что это Петя. Так они условились. Вася стучится один раз, Петя — три. Она встала с постели, надела старенькое, куцее пальтишко и, не спрашивая, открыла дверь.
Рая сразу обратила внимание на сияющие глаза Пети.
— Раечка, оказывается, мы не одни в городе. Я читал расклеенные кем-то сводки Совинформбюро.