Шелест
Шрифт:
— Я хотел поговорить насчёт утреннего разговора… — начал было отец.
— Батюшка, я дочь князя и всегда знала, что мне не избежать княжеских и светских интриг, — перебила она его. — Не пожелаю войти в этот мир сама и на своих условиях, меня туда втянут силой, и тогда уж мне придётся подстраиваться под других. Так что, я была готова играть по существующим правилам. Обидно только то, что ты ввёл меня в серьёзную игру, не спросив моего мнения.
— Прости дочка. Так уж вышло. Я не мог отказать государю, а до поры не имел права рассказывать и тебе. Я…
— Батюшка, не стоит утруждать себя
— Я уже сказал, что ты имела полное право отдать Ярцеву свои бриллианты. Я, конечно, не одобряю подобное транжирство, но полагаю ты всё же знаешь, что делаешь, и не увлеклась его героическим ореолом твоего спасителя. Всё же он тебе не пара.
Иван Митрофанович внимательно смотрел на дочь, силясь понять, не влюбилась ли она в этого мальчишку.
— Отчего же? — вздёрнула бровь Мария.
— Он из посадских дворян, да ещё и поскрёбыш. Тебе нужны ещё какие-то доводы?
— Императрица Софья была поскрёбышем, что не помешало ей занять престол и провести ряд реформ, сделавших Россию империей и выведших её вровень с европейскими державами.
— Это плохой пример, дочка. Россия, по сути своей, и без неё всегда была империей. Пусть правил ею не император, а царь, зато делал это железной рукой. Она же своими стараниями нанесла серьёзный урон самодержавной власти государя и сильной центральной власти.
— То есть, ты полагаешь, что Пётр мне нравится? — решила уйти от политической темы Мария.
Ведь тогда они договорятся до того, что отец использовал её, причём не столько в своих интересах, сколько следуя плану императора. Скользкая тема, способная внести серьёзный разлад их отношений, чего ей не хотелось.
— Ну, парень он видный, смелый и решительный, такие девицам нравятся, — пожал плечами отец.
— Батюшка, я рассматриваю его как друга. Именно из-за него-то я и решила сблизиться с Лизой, которая так же не будет мне помехой. А интересен мне Пётр потому что слишком независим, и никогда ни перед кем не заискивает. Если он решит, что я его друг, тогда, рядом со мной окажется не компаньон, назначенный тобой, а тот, кто по своей воле пойдёт плечом к плечу, чтобы ни случилось.
— Хм. Ну, в этом ключе, может и есть смысл. Ладно, я пока не стану в это вмешиваться. Глянем, что у тебя получится. А пока, вот, держи, — протянул он ей золотую пластину на цепочке, с вязью плетения и огранённым прозрачным камнем.
— Что это?
— Щит на две сотни люм, не ходить же тебе без защиты. Только за этот ты восполнишь в княжескую казну всё до копейки, — с напускной грозностью погрозил он пальцем.
— Непременно, батюшка, — улыбнувшись заверила она.
В Курск мы прибыли уже ночью. Пусть я неизменно дремал во время перехода лошади на шаг, и выхватил пару часов на очередном привале, устал как собака. Вот только отдыхать мне некогда.
— Давайте поступим так, Пётр Анисимович, вы отправляйтесь по своим делам, а я пристрою трофейных лошадей у какого-нибудь барышника, после чего отправлюсь в гостиницу «Сверчок»,
— Даже не сомневайтесь.
— Вы уверены, что стоит отправляться в это время. Поздно уже. Может с утра? — попыталась остановить меня Рябова.
— Как раз подходящее время для ночных крыс. Не переживайте, я здесь легко сойду за своего.
От Курска до границы с Диким полем рукой подать, а потому народ тут своеобразный и решительный. На границе всегда слабая центральная власть, и куда больше воли, потому и бежали сюда крепостные.
Кто подавался служить на пограничных заставах, где не спрашивали кем ты был, а глядели кто ты есть. Другие оседали на земле, благо препятствий в этом не чинили, а то можно было и помощь от казны получить. Как и пищаль какую древнюю, чтобы оборониться от татар да лихого народца. Хватало и тех кто примыкал к многочисленным разбойничьим ватагам, шалившим на торговых трактах.
Впрочем, промысел разбоем в этих краях всегда являлся чем-то вроде побочного заработка. Любой хлебопашец, при подвернувшемся случае не преминет пощипать ближнего своего. Да и помещики не гнушаются грабежом, чего уж там.
Зная это, я и оделся как дворянин. Всё же разбойники не татары, а потому с одарёнными стараются дел не иметь. А если не придётся драться с ними, значит и время не потеряю. М-да. Ну, с этим я и сам справляюсь, гоняясь по степи за степняками. На подъезде же к городу переоделся в простую одежду, которую прихватил с собой, чтобы не выглядеть среди братвы курской белой вороной. Эдак ведь и на нож подсадить могут. Воронежцы и в пыль не попадают курянам.
Вообще-то Курск я не знал, но города ведь все на один лад. Окраины либо ремесленные слободы, либо неблагополучные кварталы. Ближе к центру и порядка больше, и дома поприличней, и патрули стражи куда чаще. Хотя и тут случаются, чего уж там. Совсем на Бога положиться никак нельзя. Иное дело, что с улиц в переулки они стараются не заглядывать. Ну и не забывают посетить кабак, чтобы пропустить чарку, дабы скрасить скуку ночного дежурства.
— Оп-пачки, а кого это к нам занесло.
Мне преградили дорогу трое, ещё двое отсекали пути к отступлению. Оно конечно приятного мало, когда тебя обступают молодые и дерзкие с ножами наголо, да ещё и не прячут при этом лиц. Вот плевать как-то, что сейчас ночь, луна уже практически полная, хоть книгу читай, а потому и внешность рассмотреть так же не составит труда. Живым меня выпускать не собираются, к гадалке не ходить. Да и не больно-то надо!
— Здорово, братцы. Вот вас-то мне и надо. Вы ножички-то уберите, а то ещё порежетесь ненароком.
Отчего-то сразу вспомнился Крокодил Данди и момент когда его хотели ограбить гопники. Но хвататься за тесак я всё же не стал. Вместо этого в моих руках оказались метательные ножи, которые я без раскачки метнул в шедших сзади. При этом даже не оборачивался, но клинки нашли свои цели и за спиной послышались стон и усталый вздох.
Ну, а чего эти придурки хотели!? И без того настроение ни к чёрту, а тут ещё клоуны нарисовались, «жизнь или кошелёк». А я между прочим не в Воронеже, мне с местной гопотой дел не иметь, и стесняться нет ни единой причины. Ну вот так, как-то сложилось всё в кучу.