Шелестят паруса кораблей

Лебеденко Александр Гервасьевич

— Значит, русские будут одними из первых исследователей долины Амазонки?

— Да. Эта изумительная по богатству растительного и животного мира страна достойна нашего внимания. Это еще не исследованный гигантский заповедник.

Глаза ученого блестели. Он говорил возбужденно, довольный тем, что у него такие слушатели и есть возможность говорить на родном языке.

Моряки слушали ученого-дипломата. Задавали десятки вопросов. Хозяин разворачивал пухлые гербарии, показывал зарисовки и писанные акварелью и маслом виды Бразилии.

— Все это я завещаю Российской Академии.

— Ну, к счастью, вам еще рано говорить о завещании.

Головнин был превосходным слушателем. Его интересовало все...

— О Бразилии в Европе знают мало. Легенды, выдумки, всякий вздор. А Бразилия, несомненно, страна будущего. Европейцы заселяют побережье и частью берега Амазонки, этой самой могучей реки мира. Глубины страны до сих пор ждут своих исследователей и поселенцев.

— А как уживаются европейцы с местным населением?

— Как всюду, — развел руками Григорий Иванович. — Не в тесноте, но в обиде. Местные племена оказались плохими рабами. Плантаторы предпочитают негров. Неграми торгуют, как кофе или рыбой.

— Скажите лучше, как у нас в России крепостными, — буркнул в углу Лутковский.

Головнин посмотрел на юношу строгим взглядом.Но Григорий Иванович неожиданно поддержал гардемарина.

— Да, к сожалению, сравнение недалеко от истины. Должен сознаться, и на моей плантации работают негры.

— А туземцы?

— Это народ гордый и не особенно трудолюбивый. Климат, природные богатства страны не приучают к упорному труду. Вообще, — оживился вновь Григорий Иванович, — Бразилия страна чрезвычайных размеров... Здесь самая многоводная река мира. Здесь самая длинная змея — анаконда, здесь самая большая из речных рыб — арапайма, достигающая четырех метров, и еще речной дельфин. Здесь самая большая бабочка мира и самый большой паук-птицеед. Пройдемте сюда, в соседнюю комнату. Посмотрите мой скромный гербарий и небольшую коллекцию насекомых. О, это малая доля того, что здесь растет и проживает.

Гости с восхищением рассматривали экспонаты. Восхищались громко и искренно. А хозяин стоял, скрестив руки на груди, и любезно отвечал на самые наивные вопросы. Он явно переживал высокое волнение, какое подарила ему эта встреча с далекими земляками.

— Все, что я здесь делаю, я делаю в первую очередь как ученый... Обязанности генерального консула Российской империи меня не обременяют. Главное, чему я отдаюсь душой, это подготовка русской научной экспедиции в Бразилию. Мне приятно думать, что мы, русские, придем в эту страну как ученые, без той корысти, с какой здесь действуют другие европейцы.

Был поздний час, и господин Лангсдорф отпустил русских, предупредив Василия Михайловича о том, что на другой день ему предстоит прием у короля. Напомнил о сложном церемониале, принятом при дворе.

ОПЯТЬ МЫС ГОРН

Прощание с красивейшей гаванью и городом происходило в дождь. Но на другой день погода прояснилась и в паруса «Камчатки» подул легкий попутный ветерок.

Головнин решил уклониться от сильного течения могучей Ла-Платы и отошел от берегов в просторы океана. Он сразу привел в боевую готовность все орудия.

— Здесь можно встретить суда восставших против метрополии местных испанцев, — предупредил капитан офицеров, — у них странный обычай — нападать на все суда, кроме английских.

К великому удивлению Головнина и всей команды «Камчатки», в этих водах они встретили судно, несшее российский флаг. Хозяин «Двины», немец из Архангельска, сообщил, что инсургентов бояться не надо. Они отлично относятся к русским.

— Раз они за республику, — заявил младший Лутковский, — значит, хорошие люди.

— Не советую вам, гардемарин, высказываться таким образом, — строго сказал Филатов.

«Двина» направлялась в Гамбург. Письма писать не было времени. Но капитан любезно согласился дать о них сообщение в гамбургских газетах, чтобы родственники офицеров «Камчатки» могли узнать, что на русском судне у берегов Южной Америки все благополучно.

Наступил декабрь. Южное лето было в разгаре. Но «Камчатка» уже настолько спустилась к южным широтам, что команда фрегата не испытывала жары. Напротив, приходилось теплее одеваться. Появилось множество касаток в море и альбатросов в воздухе. С криком, напоминавшим крик утят, плавали и ныряли вокруг судна особой породы пингвины. Вдали пускали мощные фонтаны киты. Все свидетельствовало о близости южной оконечности американского материка.

Вечером девятнадцатого декабря путешественники увидели мыс Сан-Жуан. Начался двадцатидневный переход из Атлантического океана в Тихий.

Свирепые холодные волны перекатывались по палубе. В капитанскую каюту, выбив рамы и щиты в окнах, ворвалась огромная волна, замочив и испортив многие вещи. Но «Камчатка» была крепче маленькой «Дианы». Головнин благодарно вспоминал кораблестроителей, создавших эту выносливую посудину.

Внезапные шквалы заставляли команду и офицеров быть все время начеку. Сильнейшая качка утомляла даже бывалых моряков.

Молодые лейтенанты, мичманы и гардемарины не уходили с палубы.

— Пройти мыс Горн, — говорил им Головнин, — это хорошая школа!

— Черт бы побрал эту школу! — бурчал себе под нос Литке.

И вот «Камчатка» идет уже вдоль западного берега Южной Америки, самого таинственного из всех континентов. На картах этот обширный континент напоминает сужающийся к югу треугольник. В северной части он широк, и чем шире, тем неизведаннее его просторы. Может быть, это самая неисследованная часть мира.