Шелк
Шрифт:
— Поэтому не сработала сигнализация, она уже была отключена. Сигнал не горел, когда я включал свет… А катер сразу посмотрели?
— Нет, вспомнили, когда уже Кевин прибыл, не до того, да я и не знал.
— Упустили…
— Ларс, я уже позвонил Линн, сказал, чтобы никуда не выходила и дверь не открывала, пока ты не приедешь. Ты бы увез их подальше от Стокгольма.
— Их отправлю, а сам не уеду, пока эту тварь не поймаем. Как мы не сообразили, что он может прятаться здесь? Самое удобное место, мы после смерти Жаклин сюда не приезжали. Наверняка Петра просто появилась
Лето выдалось жарким, с раннего утра большинство горожан, которым не нужно на работу, у воды. Вот уже чего в Стокгольме хватает! Ветерок с моря и с Меларена освежает в любую жару. Тяжелее тем, кто работает в помещениях без кондиционеров или, например, укладывает асфальт. А еще тем, кто не имеет возможности выйти на прогулку.
Ларс действительно поспешил увезти своих домашних подальше от Стокгольма. Прохладой можно дышать и на берегу озера в Швейцарии. Линн не противилась, она устала от напряженности, к тому же Ларс вез их в старинный дом, принадлежавший когда-то другому деду — по матери, то есть туда, где бегал мальчишкой и где осваивал первые жизненные уроки.
Такая поездка дорогого стоила сама по себе. Они уже бывали в Швейцарии, но в шале, принадлежавшем самому Ларсу, современном и несущем отпечаток его нынешнего. Увидеть родные места мужа заманчиво. Малоизвестное швейцарское озеро Лак-де-л’Онгрен, берега которого практически не заселены, показалось Ларсу надежным пристанищем для его семьи.
Дом старый, но хорошо отремонтирован, со всеми удобствами. Конечно, нет душа в каждой спальне, да и сами спальни невелики, зато воздух!.. Даже после экологически чистой Швеции Альпы показались раем на Земле. Конечно, не жарко, прохладнее, чем на расположенном неподалеку Женевском озере, но тишина и свежий воздух компенсировали нехватку тепла, а после духоты этого лета в Стокгольме легкая прохлада ложилась бальзамом на измученные души.
Места хватило всем: Линн с Мари, Осе со Свеном и присоединившейся к ним Моне.
Здесь не было возможности всерьез уединиться, не было комнаты боли, красной «Феррари Берлинетты», много чего не было, но, едва распаковав вещи, Ларс и Линн, прихватив Мари, отправились договариваться с соседним фермером о продуктах.
Супруга фермера обещала для Мари молочко.
И сливки.
И сметанку.
И творожок.
Потому что детки должны питаться настоящими продуктами, а не этой гадостью, которая продается в магазинах. Только тогда из них вырастают крепкие взрослые.
Глядя на саму фермершу, Линн вполне верила ее словам, но ей не очень хотелось, чтобы Мари выросла такой же крепкой, как добрая соседка, кстати, полная противоположность своего супруга (наверное, ему в детстве чего-то недоставало — молока, сметанки, сливок или творожка, а может, не любил молочные продукты, такое тоже бывает).
Вокруг дома не стоял лес стеной, напротив, раскинулись луга. Озеро рядом, его видно от дома, рядом и дорога, по которой никто не ездит, но ее поддерживают в хорошем состоянии. Электричество есть, Интернет только спутниковый,
— Ларс, он тут жил один?
Вокруг так тихо, что, если быть в одиночестве, через пару лет собственный голос начнет пугать. Линн подумала о том, что именно так, наверное, сходят с ума на необитаемых островах, даже если там трудно умереть от голода в изобилии фруктов вокруг.
— Он жил с Лизи, но та ушла, невозможно оставаться в одиночестве. Лизи вернулась в свою деревню.
Хорошо, что они все вместе, что есть современные средства связи, коммуникации, Интернет. Можно вечерами сидеть за общим столом, распугивая тишину взрывами хохота, смотреть какой-нибудь фильм, подкладывая поленья в камин — по ночам здесь не очень тепло.
Ларс задержался на неделю, дольше не смог, звали дела не только в Стокгольме. Они со Свеном обсудили вопрос о Петре и решили, как только ей позволит состояние здоровья, пригласить девушку погостить в этом доме. Хорошо бы и сейчас, но, во-первых, врачи не рискнут отпускать ее куда бы то ни было, во-вторых, хотя Петра и совершеннолетняя, ей могут не позволить ездить самостоятельно после всего, что произошло, а ее официальный отец Флинт едва ли отпустит. Сам Флинт в доме на озере никому не нужен.
Этот вопрос повис в воздухе, но Линн понимала, что он беспокоит и Свена, и Ларса.
— Ларс, ты привезешь Петру сюда?
— Не знаю. Посмотрим, как будут развиваться события в Стокгольме.
— Даже не верится, что где-то может быть неспокойно и опасно. Возвращайся поскорее сам.
— Конечно, Линн, здесь же мои любимые девочки.
Петра приходила в себя медленно. Ее раны зашили, все, что можно, подлатали. Но Ларс оказался прав: хуже всего с душой, девушка не просто молчала, она вздрагивала от любого резкого движения, прикосновения, а уж обрабатывающим ее раны медикам и вовсе пришлось несладко. Пока не дали наркоз, Петра, как могла, отбивалась при попытке коснуться рук или ног.
И все же Вангер попросил психиатра поработать с девушкой, хотя бы понять, чье имя вызывает у нее какую реакцию. Ханна Кирану попыталась побеседовать с Петрой уже через день и вскоре рассказывала Дагу о результатах. Даже под успокоительными Петра по-разному реагировала на разные звуки, имена и фотографии.
— Звук льющейся воды вызывает почти истерику, видно, ее немало помучили в душе. Боится стуков, шепота, говорить лучше вполголоса.
Вангер кивнул, понятно, что мучитель остерегался сильно шуметь, мало ли что.
— А имена… Здесь так: на фамилию Юханссон реагирует, причем не могу понять как.
— Неудивительно, она сама Юханссон, вернее, очень хотела доказать, что таковой является. Право имела, только вот пошла не тем путем, никто и не был против.
— На фамилию Торстейн тоже реагирует, негативно, резко. Даже пожалела, что спросила, началась истерика, разговор пришлось прекратить.
— Можете не продолжать с Петрой, пусть приходит в себя. Нам и без того ясно.
— Вы знаете преступника?