Шелкопряд
Шрифт:
Мэтью… Ее пальцы в черных перчатках вцепились в ручку стоявшей рядом сумки. Робин опять его обманывала. По натуре правдивая, за те девять лет, что они были с ним вместе, она никогда не подвирала – вплоть до недавнего времени. А порой просто недоговаривала. Например, в среду вечером, когда Мэтью по телефону спросил, что было на работе, она выдала скупую, сильно отредактированную версию, ни словом не обмолвившись, как ездила со Страйком на место убийства Куайна, как обедала в «Альбионе» и уж тем более – как босс тяжело опирался на ее плечо, когда они шли по мостику-переходу.
Но порой дело доходило и до неприкрытой лжи. Только вчера вечером
– Билетов нет, – ответила она, и эта ложь сама собой слетела у нее с языка. – Поезда переполнены. Наверное, из-за снега, да? Никто не рискует садиться за руль. Придется мне ехать ночным.
«А что еще я могла сказать? – спросила Робин у своего отражения в темном окне. – Он бы с катушек сорвался».
На самом деле ей просто хотелось поехать в Девон; хотелось помочь Страйку; хотелось оторваться от компьютера (хотя она и находила тихое удовольствие в решении деловых вопросов) и погрузиться в расследование. Разве это плохо? Мэтью считал, что плохо. Ему представлялось, что для нее куда больше подходит место в отделе кадров рекламного агентства, где оклад почти вдвое выше. Лондон – дорогой город. Мэтью хотел найти жилье получше. А она, как видно, сидела у него на шее…
А Страйк тоже хорош… В ней шевельнулось знакомое негодование: надо бы взять в штат еще одного сотрудника. От постоянных упоминаний о предстоящем расширении штата у Робин в голове уже сложился образ будущей коллеги: коротко стриженная, строптивая женщина, совсем как та полицейская, что охраняла место преступления на Тэлгарт-роуд. Знающая, подготовленная так, как Робин и не снилось, не обремененная (в полупустом вагоне метро с темными окнами, под лязг и грохот колес Робин впервые сказала себе это в открытую) таким женихом, как Мэтью. Но Мэтью был стержнем ее жизни, устойчивым центром. Она его любила; любила всегда. Он оставался с ней в самую тяжелую пору ее жизни, когда многие другие слиняли бы тут же. Она хотела и планировала выйти за него замуж. Загвоздка была только в том, что у них в последнее время стали возникать серьезные разногласия, каких прежде не бывало – никогда. Все, что касалось ее работы, Страйка, принятого ею решения остаться у него в агентстве, подтачивало их отношения, грозило чем-то худшим…
Взятый напрокат «лендкрузер» остался с вечера на парковке в Чайнатауне – ближайшей к Денмарк-стрит, где парковочных мест вообще не было. Поскальзываясь и оступаясь в своих лучших туфлях на плоской подошве, размахивая дорожной сумкой, Робин спешила сквозь темноту к многоэтажному паркингу с твердым намерением не размышлять больше о Мэтью и не гадать, какие мысли возникли бы у него в голове, узнай он, что его невеста собирается провести шесть часов в автомобиле наедине со Страйком. Она убрала сумку в багажник, села за руль «тойоты», включила навигатор, отрегулировала отопление и прогрела двигатель.
Страйк немного опаздывал, что было ему несвойственно. Чтобы скоротать время, Робин изучала панель управления. Она любила машины, любила вождение. В десятилетнем возрасте, на ферме у дяди, она уже разъезжала на тракторе, если кто-нибудь помогал ей снять его с ручного тормоза. В отличие от Мэтью, она сдала на права с первой попытки, но никогда этим не бравировала.
Уловив в зеркале заднего вида какое-то движение, Робин подняла голову. К машине с трудом продвигался одетый в выходной костюм Страйк: на костылях, с
Она выскочила из машины и тут же об этом пожалела, встретив его хмурый взгляд.
– Какая предусмотрительность: взяла полный привод, – сказал он, давая ей понять, что о ноге лучше не спрашивать.
– Да, учитывая погоду, – ответила Робин.
Он направился к пассажирскому месту, и она сообразила, что помогать не нужно: вокруг него образовалась запретная зона, исключавшая и помощь, и сочувствие, но Робин беспокоилась, что он не сможет сам сесть в машину. Страйк бросил костыли на заднее сиденье, немного постоял, удерживая равновесие, а потом на удивление сильным движением торса плавно скользнул в машину.
Робин торопливо впрыгнула на водительское место, захлопнула дверцу, пристегнулась и задним ходом выехала из паркинга. Упреждающий сигнал Страйка о запрете на оказание помощи воздвиг между ними стену; к сочувствию Робин теперь примешивалась легкая обида: он даже на такую малость не подпускал ее к себе. Разве она когда-нибудь хлопала крыльями, разве навязывала ему свою опеку? Самое большее – принесла парацетамол…
Страйк понимал, что ведет себя неразумно, но от этого раздражался еще сильнее. Проснувшись, он понял, что будет сущим идиотом, если попытается надеть протез, когда колено раздулось, покраснело и дико болит. По железной лестнице пришлось спускаться на заду, как в детстве. Переходя обледенелую Черинг-Кросс-роуд на костылях, он ловил на себе взгляды ранних пешеходов, рискнувшись выйти в морозную темень. Не хотелось, конечно, возвращаться к такому положению, но никуда не деться: он просто забыл, что жизнь – это не сон, в котором он цел и невредим.
Хорошо еще, с облегчением отметил Страйк, что Робин умеет водить. Его сестра Люси за рулем была рассеянной и суматошной. Шарлотта гоняла на своем «лексусе» так, что причиняла Страйку почти физические мучения: пролетала на красный, сворачивала на улицы с односторонним встречным движением, чудом не задевала мотоциклистов и открытые дверцы припаркованных автомобилей… С того дня, когда на желтой песчаной дороге взорвался их «викинг», Страйк чувствовал себя спокойно только рядом с водителями-профессионалами.
После долгого молчания Робин сказала:
– В рюкзаке кофе.
– Что?
– В рюкзаке термос. Я подумала, что останавливаться нам будет не с руки. И печенье.
Дворники прорезали дуги в налипающей на лобовое стекло снежной массе.
– Черт возьми, ты прямо сокровище, – смягчился Страйк.
Он вышел из дому без завтрака: пока повертел в руках бесполезный протез, пока нашел булавку, чтобы подколоть брючину, пока разыскал костыли, пока спустился – сборы заняли вдвое дольше обычного. Робин невольно улыбнулась.
Страйк налил себе кофе и заел его песочным печеньем; по мере того как отступал голод, оценка водительских способностей Робин, севшей за руль незнакомого автомобиля, повышалась.
– А Мэтью на какой машине ездит? – спросил он, когда они на скорости проезжали по виадуку Бостон-Мэнор.
– Ни на какой, – ответила Робин. – В Лондоне мы без машины.
– Да, смысла нет, – сказал Страйк, а сам подумал, что они бы, возможно, и обзавелись машиной, положи он своей секретарше достойную зарплату.