Шелкопряд
Шрифт:
Он заметил ее случайно, краем глаза. Высокая, сутуловатая, в черном пальто, она семенила за ним по тротуару, засунув руки в карманы, – его преследовательница и несостоявшаяся убийца. Страйк не замедлил шага, не обернулся. В этот раз он не собирался играть по ее правилам, испытывать ее дилетантские приемы, показывать, что он ее засек. Не оглядываясь, он шел дальше, и только человек, знающий толк в контрслежении, мог бы заметить, что он всматривается в удобно расположенные витрины и начищенные до блеска латунные дверные таблички; только специалист мог бы заметить его повышенную бдительность, замаскированную небрежностью.
Убийцы
Он почти не чувствовал боли в колене, весь превратившись в напряженный сгусток энергии. На этот раз у незнакомки не было преимущества, которое дается внезапностью. Если она и продумала какой-нибудь план, то заключался он, по мнению Страйка, в том, чтобы воспользоваться любым удобным случаем. Теперь его задачей было дать ей удобный случай, которым нельзя пренебречь, но заранее просчитать все до мелочей, чтобы на этот раз она не ушла.
Мимо Королевского оперного театра с классическим портиком, колоннами и скульптурами; на Энделл-стрит, где она укрылась в допотопной красной телефонной будке, чтобы – вне всякого сомнения – собраться с духом и еще раз проверить, не заметил ли он слежку. Страйк по-прежнему шел вперед, не меняя ритма шагов и не оглядываясь. Она приободрилась и опять ступила на тротуар, запруженный людьми с рождественскими покупками; в толпе ей приходилось держаться немного ближе к нему, но улица начала сужаться, и незнакомка то и дело ныряла в подворотни.
Когда до конторы оставалось совсем немного, Страйк принял решение: он свернул с Денмарк-стрит на Флиткросс-стрит, ведущую к Денмарк-плейс, откуда по темному проходу, заклеенному флаерами каких-то рок-групп, можно было вернуться ко входу в офис.
Хватит ли у нее духу?
В узком проходе его шаги слабым эхом отдавались от сырых стен; Страйк чуть замедлил ход. И услышал, что она идет – бежит – за ним. Развернувшись на здоровой левой ноге, он выбросил вперед трость. Удар пришелся по руке; раздался пронзительный вопль боли. Из пальцев выскочил нож, который ударился о каменную стену и срикошетил, чудом не угодив Страйку в глаз. Но теперь нападавшая была стиснута в неумолимых тисках, отчего завопила еще громче.
Страйк опасался только одного – как бы какой-нибудь герой не ринулся на помощь бедной женщине, но в пределах видимости никого не было, и теперь все решала скорость: незнакомка оказалась сильнее, чем он предполагал, и яростно вырывалась, стараясь ударить его коленом в пах и впиться ногтями в лицо. Экономным поворотом корпуса Страйк зажал ей шею и голову, и женские ноги беспомощно заскользили по мокрому асфальту.
Она выворачивалась и пыталась кусаться. Страйк наклонился, чтобы подобрать нож, и пригнул ее вместе с собой; она едва не упала. Отбросив трость, которая сейчас только мешала, Страйк потащил незнакомку на Денмарк-стрит. Действовал
– Робин, открывай! Живо! – прокричал он в домофон и под звук зуммера протиснулся в отворившуюся дверь.
Он поволок свою пленницу по железным ступеням; колено вспыхнуло нестерпимой болью, и тут женщина стала кричать; ее вопли эхом покатились по лестничным площадкам. За стеклянной дверью графического дизайнера – эксцентричного нелюдима, снимавшего офис этажом ниже Страйка, – возникло какое-то движение.
– Это мы, сами разберемся! – гаркнул Страйк в сторону двери и подтолкнул пленницу наверх.
– Корморан? Что… о боже! – Робин выскочила на площадку и смотрела вниз. – Так нельзя… что ты затеял? Отпусти ее!
– Эта гадина… снова… напала на меня… с ножом, – задыхаясь, проговорил Страйк и последним титаническим усилием втащил ее за порог. – Дверь запри! – рявкнул он; Робин, поспешавшая сзади, так и сделала.
Страйк швырнул женщину на искусственную кожу дивана. Капюшон отлетел назад, открыв длинное бледное лицо, большие карие глаза и густые вьющиеся волосы до плеч. На острых ногтях блестел кроваво-красный лак. На вид ей не было и двадцати.
– Ублюдок! Ублюдок!
Она попыталась встать, но, увидев зверскую физиономию Страйка, возвышавшегося прямо над ней, тут же передумала, снова повалились на диван и стала массировать белую шею, где в местах захвата остались темно-розовые полосы.
– Сама скажешь, почему бросалась на меня с ножом? – спросил Страйк.
– Да пошел ты!
– Оригинальный ответ, – сказал Страйк. – Робин, вызывай полицию…
– Не-е-ет! – взвыла девица в черном, как затравленная собачонка. – Он меня избил! – задыхаясь, воззвала она к Робин и стала с мученическим видом оттягивать ворот джемпера, чтобы продемонстрировать отметины на крепкой белой шее. – Он меня волочил по земле, тащил…
Робин, уже взявшись за трубку, ждала команды Страйка.
– Зачем ты на меня охотилась? – угрожающим тоном спросил, не отходя от нее, запыхавшийся Страйк.
Она съежилась на писклявых подушках, но Робин, не отпускавшая телефонную трубку, заметила, что девица слегка расслабилась и даже как-то чувственно изогнулась, отодвигаясь от Страйка.
– Последний раз спрашиваю, – прорычал Страйк. – Зачем…
– Что у вас там происходит? – выкрикнул с нижней площадки сварливый голос.
Поймав взгляд Страйка, Робин поспешила к выходу, отперла дверь и выскользнула на лестницу, оставив босса, стиснувшего зубы и сжавшего кулаки, охранять незнакомку.
Он заметил, как в карих глазах, подчеркнутых фиолетовыми тенями, мелькнуло желание позвать на помощь, но тут же угасло. Девица задрожала и расплакалась, но ее оскал выдавал не страдание, а бессильную ярость.
– Все в порядке, мистер Крауди, – заверила Робин. – Мы сами разберемся. Извините, что немного пошумели.
Она вернулась в приемную и опять заперла дверь.
Девица застыла; по щекам катились слезы, ногти впивались в край диванного сиденья.
– Ну ее в болото, – фыркнул Страйк. – Не хочет говорить – не надо. Я звоню в полицию.