Шепчущие никелевые идолы
Шрифт:
– Ой-ой. Я, кажется, сглупила.
– Да. Мы хотели выудить Блока явиться сюда собственной персоной. На этот раз полковник оказался для нас слишком сообразительным.
Может быть, Блок знал что-то, что ему очень хотелось оставить при себе? Скорее всего нет. Просто он не любит, когда его набитый секретами мозг открывают на всеобщее обозрение.
Мое дыхание казалось почти естественным. Однако мысли о Тинни и ванне с губкой вернули меня к осознанию печального факта, что мне не удастся воплотить эту фантазию
– Нет, ну что за дерьмовая жизнь!
– Дин сказал мне, что ты в плохом настроении. И ты слишком мало пьешь – воды, я имею в виду.
Бог мой! А ведь она права. Мне сразу же захотелось пить. Я выбрался из постели и пошатнулся, почувствовав головокружение.
– Ох!
– Ты в порядке?
– Голова кружится.
– Ты еще и дрожишь к тому же. Может, это на тебя Покойник действует?
– Да, он в последнее время довольно заразен. – Я сел обратно на кровать. Она была права насчет дрожи. Головокружение не проходило. – Может быть, лучше ты сходишь попросишь Дина или Синдж принести мне воды?
Головокружение не только не прекращалось – оно становилось все хуже. То же самое относилось к ознобу. Я почувствовал, как Покойник озабоченно прощупывает меня. Дин принес воды, и я высосал целую пинту не переводя дыхания.
«Ты вовсе не должен на самом деле становиться больным».
– Уверяю тебя, этого не было в моем гениальном замысле.
– Да у тебя лихорадка! – воскликнула Тинни.
Я рухнул обратно на кровать.
– Пожалуй, надо дать ей сыграть свою партию.
Вошел Дин, пригласивший сам себя. Он казался разочарованным, что не поймал нас в разгар веселья.
– Я принес вам кувшин пива. Возможно, вам полегчает, если вы пропустите глоточек.
Я ответил ему самым непроницаемым лицом, какое только мог изобразить, балансируя на грани потери сознания.
Я заглотил в себя столько ячменного супчика, сколько смог удержать – он же был мне прописан. После этого я действительно вырубился, дрожа с головы до ног, – в ярости от того, что это случилось именно со мной и именно сейчас.
Сквозь муть в голове я слышал, как Дин высказывает предположение, что я мог подцепить болезнь той ночью, которую провел под дождем. Когда муть немного улеглась, я попытался привлечь внимание Покойника, потому что причиной снова могли быть эти треклятые металлические псы.
«Шакалы!»
…Я очнулся с легкой головной болью и тяжелым кашлем, прочно угнездившимся в моем левом легком. Тинни материализовалась передо мной прежде, чем я успел до конца сесть на постели. Я проворчал:
– Смотри-ка ты, совсем по-домашнему!
У нее были свои мысли по этому поводу. Она не разделяла мою точку зрения.
– На выпей, – она поднесла
– А там есть такие маленькие извивающиеся зверюшки?
– Дин забыл их добавить. Надо будет сходить купить немного. А пока начни с того, что есть.
Я взял кружку, задержал дыхание и поглотил содержимое одним длинным глотком, одновременно борясь с кашлем. Я не так уж часто болею. Когда это происходит, Дин обычно тут же наколдовывает какое-нибудь эффективное лекарство.
Тинни не стала уходить. Она вела себя как строгая мамаша, заставляющая своего упрямого отпрыска съесть брюквенный пирог до последней крошки.
– Похоже, эта отрава вкупе с шакалами окончательно меня добили.
Тинни улыбнулась, не слушая меня.
– Когда соберешься с силами, сойди вниз. Дин приготовил тебе паровую баню.
Паровую баню! Меня не заставляли дышать паром и пить травки с тех пор, как я был ребенком. Похоже, кто-то считал, что я нахожусь на грани пневмонии.
– Какого черта? Сегодня утром я был…
Мисс Тейт утихомирила меня сердитым взглядом.
– Сегодня утром было совсем в другом мире. Ты заболел. Очень быстро. И очень серьезно.
На этот раз, встав с постели, я не упал обратно, однако мир завертелся вокруг меня на своей оси. У меня возникли проблемы. Такого рода, какие бывают, когда роскошная рыжеволосая красотка подсовывает тебе под руку плечо, прижимается к тебе и тянет вверх, делая вид, что помогает – хотя на самом деле измывается над тобой без капли стыда.
У меня не было больших трудностей с дыханием, пока Тинни помогала мне. Совсем наоборот.
«Похоже, худшее уже позади. И это означает, что ты вернешься к своему прежнему неприглядному „я” прежде, чем мы успеем подготовить себя к этому».
– Надеюсь, что так, Хохотунчик. Хорошо бы до того, как вот эта успеет сбежать.
Наградой мне был острый локоток в моем боку. В больном боку.
– Полегче, женщина! Что ты имеешь против комплиментов?
– Может быть, то, что они искусственные? Что в них нет искренности.
– У меня сейчас мозги не очень хорошо варят… Как там говорилось насчет того, что что-то там острее жабьего клыка?
– Жало гадюки. Тебе это должно быть хорошо известно, потому что показываешь его каждый раз, когда кто-нибудь с тобой не соглашается.
– Разве это можно – не соглашаться со мной? Я же такой умный!
Мне пришлось сесть обратно на кровать, а потом и лечь. Я исчерпал себя.
– Выпей воды.
– Ты какая-то нервная, что с тобой?
– Я не выспалась.
Передо мной замаячило смутное подозрение. Я спросил прежде, чем подумал:
– Сколько ты пробыла здесь?
– Пятнадцать часов.