Шереметьево
Шрифт:
Руль в моих руках заметно повело влево, да так, что я едва вывернул его, чтобы не улететь в кювет.
– Полегче, оператор, – рыкнул я, борясь с желанием дать мутанту подзатыльник. – Ты что, как заправский шам умеешь биообъектами управлять?
– Куда там, – пискнул Рудик – видать, голос сорвал, стараясь переорать рев мотора. – Шамы сильные, а я так, чуть-чуть…
– И все в твоем племени так умеют?
– Ну да, – мутант кивнул ушастой башкой. И добавил с гордостью: – Но я умею шипеть лучше всех
– Понятно.
Теперь ясно, почему соплеменники с таким энтузиазмом подхватили идею сожрать Арудогри… короче, этого предателя-шептуна. Начитанных умников никто не любит, особенно – умников, умеющих что-то лучше других.
– Мне в туалет надо, – сообщил хвостатый ворм, поняв, что я притормаживать не собираюсь.
– Ты где-то здесь туалет видишь? – удивился я.
– Я тебе культурно объясняю! – взвился ушастый, которого, похоже, изрядно растрясло. – Сейчас вот навалю тебе в сумку, и наблюю сверху, будешь знать.
– Ладно, – сказал я. – Щас тебе всё будет.
И тормознул, да так, что мутант чуть из сумы не вылетел.
– Вылезай.
Рудик недоверчиво прижал уши.
– Что-то у меня плохое предчувствие, – сказал он. – Я сейчас вылезу, а ты уедешь.
– Тебе в туалет надо было, – напомнил я. – Давай, вперед.
– Я перехотел, – быстро сказал мутант, поглубже забиваясь в щель между кожаной стенкой сумки и канистрой. – Поехали.
– Да ну? – удивился я. – С каких это пор мной примат командует?
– Примат – существо неразумное, лишенное интеллекта, – оскорбился Рудик. – А мы, спиры, есть прямые предки человека, те самые обезьяны, что слезли с деревьев и взяли в руку палку. Только мозги у нас остались человеческими.
– Если ты не вылезешь, я сейчас тоже возьму в руки палку, и с удовольствием настучу ею по шибко мудрой голове своего далекого предка.
Похоже, Рудик реально решил навязаться мне в попутчики. Ага, только вонючего лемура под боком мне не хватало для полного счастья. Совесть свою я очистил, от соплеменников-каннибалов мутанта увез, так что самое время распрощаться.
– Ты не такой, – глухо прозвучало из сумки, откуда теперь торчали только кончики ушей. – Ты только хочешь казаться злым и жестоким, но на самом деле никогда не ударишь слабое и беззащитное существо. И не выкинешь его посреди дороги на съедение хищникам.
– Ну, ты и сволочь, Рудик, – пробормотал я, осознавая, что мутант только что грамотно надавил на жалость, и при этом реально добился того, чего хотел. Стайка небольших рукокрылов носилась в небе, охотясь на ворон, и если сейчас высадить хвостатого посреди дороги, его, пожалуй, действительно сожрут.
– Ладно, хрен с тобой, сиди, – сказал я. – Но при одном условии. Вон там впереди, судя по обильным камышам, озеро. Соответственно, мы доезжаем до него, ты лезешь в воду
– Ни за что, – донеслось из сумки. – Спиры моются только два раза в жизни – при рождении и после смерти.
– Тогда я вытряхиваю тебя из сумки прямо сейчас, и дальше еду один.
– О, вечное Серое Небо! – грустно застонал Рудик. – Так и быть, жестокий Камай-нанги, пусть свершится предначертанное.
– Ну да, трагедия всей жизни – помыться, – сказал я, трогаясь с места.
– Это очень плохой знак, омывать себя водой.
– Жить в дерьме и паутине, воняя как скунс, это еще более плохой знак, – наставительно произнес я.
Ответом мне было горестное молчание. Ну и хорошо. Ибо говорливый мутант начал уже реально доставать своей болтовней.
Доехав до озера, я вытащил из сумки безвольно обвисшее, покорное судьбе тело спира, сунул ему обмылок в лапы и отправил в воду. Признаться, ее вид меня не особо вдохновил – ярко-синяя ряска возле берега, камыши тоже с нездоровой просинью, недалеко от берега какая-то тварь двухметровой длины плавает. Похоже, сом-мутант, сдохший не своей смертью, дрейфует разорванным брюхом кверху, а вокруг него наблюдаются подозрительные круги на воде.
Пока Рудик мылся, он все время смотрел на меня взглядом, полным тоски, но я был непреклонен.
– Давай-давай, тщательнее намыливайся, – подбадривал я мутанта, на всякий случай держа «Вал» на локтевом сгибе. – А зверюшек, живущих в этом озере, не бойся. Видишь, какие пятна грязищи от тебя по воде расплываются? Никакая хищная рыба, заботящаяся о своем здоровье, на сто метров не подплывет к эдакой аномальной зоне. Так что, мой токсичный спутник, мойся и не халтурь, это для твоей же пользы.
Наконец после третьего намыливания и тщательного полоскания я решил, что с Рудика достаточно. Повинуясь моему жесту, тот пулей выскочил из воды и принялся отряхиваться по-собачьи, только брызги во все стороны полетели.
Я подозревал нечто подобное, потому заблаговременно отошел подальше. Но, тем не менее, успел заметить волнение возле самого берега на том месте, где хвостатый только что полоскался. И выстрелил раньше, чем то, что выскочило из воды, успело схватить отряхивающегося мутанта.
Тот отпрыгнул метра на три, но это было уже ни к чему. Полутораметровая тварь, похожая на щуку с крокодильими ножками, билась в агонии, щелкая зубастыми челюстями.
– Ну вот, – сказал я. – Рыбку добыли, и помылись заодно.
– Но я… я же чуть не погиб! – взвизгнул Рудик.
– Чуть не считается, – сказал я, хотя, признаться, некоторым образом чувствовал угрызения совести – правда, лишь очень некоторым образом. – Если б ты не помылся, то от твоей вони погиб бы я. И кто б тогда вел мотоцикл?