Шереметьево

Силлов Дмитрий Олегович

– Знаю… Просто знаю.

– Ты убил их всех одним выстрелом?!

– Да. Взорвал мину пулей.

– Но… но они же были в руинах, за стеной!

– Были… А теперь их нет. Слушай, может ты заткнешься, а?

– Ты – не обычный хомо, – убежденно произнес Рудик. – Ты – мут. Как я сразу не понял? Ощущал ведь, нюхом чуял, а догадался только сейчас. Ты же самый настоящий мутант!

– Я – сталкер, – устало произнес я. – Просто сталкер.

– Что это такое? – не понял Рудик.

– Это хуже, чем самый жуткий мутант, – вздохнул я. – Гораздо хуже.

И

медленно, словно мину разминируя, разлепил тяжелые веки.

Да, это был все тот же дом, и Рудик, весь серый от осыпавшейся старой штукатурки, смотрел на меня глазищами, похожими на два чайных блюдца. Блин, с непривычки такое чудо увидишь ночью, заикой можно стать, или нервный тик заработать. Я невольно хмыкнул. И отметил про себя – отпустило. Не было больше раздвоения сознания, и не ощущал я ни черта, кроме острых кирпичных осколков под задницей и тяжелой, вязкой, резиновой усталости, наполнившей мое тело от макушки до ногтей на пальцах ног…

– Короче, ты как хочешь, а я спать, – сказал я, обнимая автомат и тяжело заваливаясь на бок. – Если не в лом, собери их оружие и снарягу, пригодится.

Мутант опасливо перевел взгляд на дверной проем.

– Но… ведь это мародерство!

– Нет, – проговорил я заплетающимся языком, борясь со сном, тяжело надвигающимся на меня, словно жук-медведь на беспомощную жертву. – Это называется сбор трофеев… А мародерство это было бы, если б они собрали трофеи с наших трупов. Чуешь разницу?

– Чую, – проговорил мутант, почесывая затылок. – Ты сейчас говоришь как сталкер, да? Похоже, ты не солгал. Вы и правда хуже самых страшных мутантов.

– Хуже… – прошептал я, не в силах более сопротивляться надвигающейся на меня черноте. – Гораздо хуже…

* * *

Я спал, и снилось мне Дерево Смерти, сверкающее, словно жуткая хрустальная ваза, заполненная жидким огнем. А внутри этой вазы бился в истерике Скорняк, хохотал, тыкал в меня пальцем и хрипел:

– Проснись, хомо! Проснись, чтобы поскорее заснуть вместе с нами! Усни навсегда! Я так хочу встретиться с тобой здесь, за Серым порогом, в Краю Вечной Войны, где не будет твоего омерзительного искусства, а только ты и я! Сделай это, хомо…

Я хотел сказать, что хорошо стрелять – вовсе не мерзкое искусство, когда оно направлено против тех, кто снимает шкурки с живых зверюшек. Что это правильное, просто необходимое искусство, благодаря которому миры становятся чище и лучше. Но вместо слов у меня изо рта посыпались стальные шарики. Я был начинен ими, словно мина, которая взорвалась в лапах Скорняка. А ужасный мутант все хохотал, тыкая в меня пальцем и при этом медленно разваливаясь на куски кровоточащего мяса. И с противным чавканьем шлепались на пол шматы окровавленной плоти, и стучали по нему стальные шарики, а Скорняк все хрипел:

– Проснись, хомо, проснись!.. Ну проснись же!

Я вздрогнул от омерзения – и вывалился из тяжелого сна, словно из темного мешка. Но голос остался:

– Просыпайся, хомо! Жаль, что у тебя нет хвоста, за который можно тебя дернуть как следует…

Ну просыпайся же!

Понятно. Ночной кошмар смешался с реальностью – и оказался кошмаром. Ибо нет ничего ужаснее, когда ты спишь себе, никого не трогаешь, а тебя настойчиво будят, бесцеремонно отнимая драгоценные минуты неторопливого возвращения в реальность.

– Чего тебе? – проворчал я.

И невольно застонал.

Все тело болело, будто меня только что палками отдубасили – цена сна в одном камуфляже на бетонном полу. Правда, рядом со мной догорал костер, который должен был быть намного дальше отсюда. Неужто Рудик позаботился, чтобы я окончательно не превратился в кусок задубевшего мяса?

– Сделал я все, как ты велел, – отдуваясь, профырчал мутант. – Забрал всю снарягу, которая была годная. Теперь грузиться надо и ехать пора. Рассвет скоро.

– Рассвет… скоро… – простонал я. Получается, мне всего-то часов пять покемарить удалось. – А нам очень срочно надо ехать, да? Прям торопимся, не успеем?

Мутант пожал плечами.

– Ладно, дрыхни до ночи. Подождем, пока друзья и подельники Скорняка забеспокоятся, куда это он подевался. Приедут – а тут ты. Спишь. Какое счастье.

– Да ладно, ладно, не нуди, сам знаю, – проворчал я, разминая затекшие конечности. Надо же, как меня срубило после сеанса… черт его знает чего. Ясновидения сквозь стены? Офигеть, если честно. Чем больше шляюсь по разным радиоактивным мирам, тем больше узнаю о себе нового. А, может, просто меняюсь под влиянием вредной для здоровья окружающей среды? Так еще лет несколько попутешествую, и тоже хвост вырастет. Будет Рудику за что дергать, когда засну слишком крепко…

Но в следующую секунду я офигел реально.

Посреди нашего укрытия высилась нехилая гора всякого барахла. Обмундирование, сапоги, «берцы», вещмешки, разгрузки… И вся эта куча тряпья высотой в половину моего роста, была аккуратно обложена со всех сторон всяким-разным оружием. Автоматы Калашникова разных степеней потертости и изношенности, охотничьи ружья, пистолеты, ножи. И, кстати, вполне себе целый гранатомет РПГ-7, снаряженный так и неизрасходованным кумулятивным выстрелом.

Так вот что в моем сне стучало, гремело и с чавканьем падало! Рудик, значит, старался выполнить приказ в точности. А что, отличный солдат. Сказали копать от забора и до обеда, будет честно копать без перекуров, попыток закосить службу, и беспонтовой имитации бурной деятельности…

– Окровавленные шмотки я не брал, – доложил старательный новобранец. – Только чистые и не рваные. Кстати, у них в развалинах временный склад был, так я в основном оттуда таскал. С трупов почти не снимал ничего, только это… оружие…

Сказал – и скорчил гримасу. Понятно. Оружия Рудольф побаивается, так как все хомо, которые напрягали его семейство, носили его с собой. И пользоваться им, естественно, не умеет. Серьезный недостаток. Причем не только в этом мире, но и в любом другом. Я вздохнул… Ну, что ж, коль путешествуем вместе, придется лечить напарника от страха перед необходимым.