Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона

Бетанкур Джон Грегори

Гигантская крыса с Суматры

«Пола Вольски» (приписывается Г. Ф. Лавкрафту)

Г. Ф. Лавкрафт (1890–1937) был самым признанным из американских авторов, пишущих в жанре ужасов, после Эдгара Алана По. Автор нескольких мистических книг, включая такие классические произведения, как «Крысы в стенах» и «Музыка Эриха Цанна», Г. Ф. Л. был одним из самых популярных авторов сборника «Странные рассказы». Издательство книг фэнтези «Архам хауз», округ Сок штата Висконсин, было специально основано, чтобы издавать работы Лавкрафта. Сложно представить, чтобы кто-то другой, кроме Г. Ф. Л., мог написать «Гигантскую крысу с Суматры». Это приключение, к которому

отлично подходит изречение Холмса о том, что если вы исключите невозможное, то все, что останется, даже самое невероятное, и будет истиной. Тем не менее, прежде чем посчитать этот рассказ о грызуне сомнительным, вспомните, что великий сыщик как-то сказал, что это «история, к которой мир еще не готов…» — Дж. А. Ф.

* * *

Сырой мартовский туман накрыл Лондон будто саваном, вуалируя лабиринты древних улиц, обволакивая, как облаком, дворы и площади, придавая прочной каменной кладке причудливый, иллюзорный вид. Бейкер-стрит была погружена в мерзкий желтый туман, сквозь который едва виднелись газовые лампы, похожие на злобный глаз циклопа из кошмарных снов. От этой картины у меня появилось какое-то странное мрачное предчувствие, граничащее с ужасом. Это мимолетное чувство, возможно, было вызвано внушающим страх космическим пространством, давящим своими масштабами на хилые защитные барьеры человеческого понимания. Представление человека, едва охватывающее крошечную сферу своего собственного существования, скорее мешает, чем помогает усваивать новую информацию, но так и предполагалось, так и должнобыть. И даже один незатуманенный проблеск страшной реальности, несомненно, способен потрясти даже самого уверенного человека.

Мое настроение не улучшилось, когда я подошел к дому 221-Б, ведь я опасался того, что могу найти там. Успешно завершив дело о неосторожном архиепископе, что было не так давно, Шерлок Холмс лишился жизненно необходимого ему стимулирования мозга. Уже несколько дней мой друг апатично лежал и молчал, погруженный в глубочайшую депрессию; он почти не вставал с дивана. Насколько мне было известно, он не обратился за утешением к шприцу и кокаину, и мне оставалось лишь молиться, чтобы этого не произошло, потому что я не мог спокойно смотреть, как он сам разрушает свои уникальные умственные способности, которыми наделила его природа.

Я вошел в нашу квартиру, и мне в нос сразу же ударил сильный запах каких-то химикатов. Диван был пуст. Шерлок Холмс сидел за сосновым столом, на котором в беспорядке лежала всякая всячина. Я не знал, что он там исследует, но сразу же заметил, что его лицо выражало столь характерную для него увлеченность. Он поприветствовал меня, небрежно махнув рукой, и снова с головой ушел в созерцание флаконов и реторт, стоявших перед ним. Я был так рад, что мой друг вернулся в свое нормальное состояние, что не рискнул в этот момент расспрашивать его, чтобы не портить ему удовольствие. Усевшись на диван, я вскоре погрузился в неприятные размышления. Не знаю, сколько я так просидел, пока голос Холмса не вывел меня из оцепенения.

— Ладно вам, Ватсон, двадцать пять гиней — не такая уж невозможная сумма.

Я с изумлением посмотрел на него, потому что предметом моих размышлений действительно были двадцать пять гиней.

— Это обоснованная цена ввиду раритета этого труда и потенциальной ценности содержимого. — Холмс говорил с присущей ему отрешенностью и тем не менее не смог скрыть своего удовлетворения моим изумленным видом. Несмотря на то, что он предпочел бы считать себя интеллектуалом, безупречно работающей счетной машиной, лишенной эмоций, мой друг был отнюдь не лишен человеческого тщеславия.

— На какой труд вы намекаете? — спросил я, тщетно надеясь его смутить.

— На жуткий шедевр Людвига Принна «Мистерии червя», — без колебаний ответил он. — Вы долго и настойчиво старались сбить цену Чарнвуда, но старик настоял на двадцати пяти гинеях.

Я еще больше изумился.

— В самом деле, Холмс, в более легковерные времена демонстрация такой прозорливости могла бы привести вас на кол.

— Нонсенс, мой дорогой доктор! Это просто наблюдение. Несколько минут назад вы вошли с каким-то свертком, размер и форма которого свидетельствовали о недавней покупке книги. Свежая грязь на ваших туфлях и мокрое пальто означают, что вы шли домой пешком. На пути к нашему дому есть два книжных магазина, и только магазин Чарнвуда на Мэрилебон-роуд еще открыт в это время. Этот магазин специализируется на антикварных, очень редких книгах. А не так давно, Ватсон, вы озвучили свою теорию, что некоторые древние труды по оккультизму, кладезь позабытых и запретных знаний, хранят рецепты мощных тонизирующих средств, неизвестных современной медицине. Среди всякого непотребства, оскверняющего страницы «Некрономикона» Абдула Альхазреда, а также среди печально известных «Мифов вампиров» Конта д’Эрле или в этом ужасном «Летающем во тьме», возможно, удастся обнаружить состав средства от воспаления мозга, по крайней мере, вы это допускаете. Однако у Альхазреда нет лекарства от вашего безнадежного оптимизма.

— Есть причина полагать… — немного раздраженно начал я.

— Я готов допустить вероятную возможность, — невозмутимо перебил он меня и продолжил излагать свои умозаключения. — Из упомянутых мною работ две — «Некрономикон» и «Летающий во тьме» — фактически недоступны. «Мифы вампиров», даже если бы и имелись в наличии, то за них, несомненно, заломили бы ту еще цену. Из всего этого я сделал вывод, что речь идет о «Мистерии червя».

— Абсолютно верно, но это не объясняет…

— Однако вы не смогли договориться о цене, — вяло продолжил Холмс. — Ваш хмурый и озабоченный вид наводит на мысль, что вы безуспешно пытаетесь радоваться этому приобретению. За последнюю четверть часа вы дважды доставали из кармана кошелек, рассматривали, глубоко вздыхали и снова его убирали. Ясно, что причина вашей неуверенности из области финансов. Вы вполне можете заплатить целых двадцать пять гиней за труд, который считаете полезным в профессиональном отношении, но не более. Стоимость этой гротескной книги Принна могла превышать двадцать гиней, но не намного, иначе вы сразу перестали бы о ней думать. Обычно наценка Чарнвуда на первые издания составляет пять гиней. Более чем вероятно, что за книгу, о которой мы говорим, он запросил двадцать пять.

— Все правильно, до мельчайших деталей, — признал я. — Браво, Холмс! Как всегда, когда вы объясняете ваши рассуждения, все кажется очень понятным, даже очевидным.

— Как скучно! Мне нужно бояться полного застоя, когда нельзя занять свой мозг ничем стоящим. К счастью, потенциально более интересное дело не заставило себя ждать. — Он нашел среди беспорядочно сваленных на столе предметов какой-то листок. — Эту записку принесли несколько часов назад. Что скажете о ней, Ватсон?

«Вот, — подумал я, — и причина резкого улучшения настроения моего друга». Взяв листок, я прочел:

«Дорогой мистер Холмс.

Мне необходимо проконсультироваться с Вами по весьма неотложному делу. Не будет преувеличением сказать, что пострадают невинные люди, если пропавшая особа вскоре не отыщется. Мои собственные попытки сделать это не увенчались успехом. Об этом узнали, и боюсь, что времени совсем не осталось. О Вас ходит такая светлая слава, что я могу довериться вашим способностям. Поэтому я позвоню в вашу дверь сегодня вечером, в половине восьмого. Надеюсь, что вы будете ко мне благосклонны и примете меня.