Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков
Шрифт:
Немного погодя я ушла в дом и легла на одну из кроватей на бывшей веранде. Кровать была узкая, но тем не менее создавала ощущение уютной защищенности, словно там лежал кто-то еще. Теплые тела оберегают от пустоты и безмолвия космоса.
Вдруг совсем рядом послышался какой-то звук. Кажется, кто-то ходит надо мной по крыше? Вряд ли это летучая мышь, но кто тогда? Поскольку было слишком темно, снаружи ничего не разглядишь, и я попыталась заснуть, хотя прямо-таки мечтала об утреннем свете.
А когда рассвело, проснулась не одна я. Звуки над головой послышались снова – будто легкие шаги. Может, птица? Я тихонько прокралась на улицу и посмотрела, но крыша была пуста. Зато я кое-что обнаружила на задней стене дома.
Пытаясь навести порядок среди коробок на кухне, я все время размышляла об этом входе и строила фантастические домыслы. А около полудня обошла вокруг дома и наконец-то увидела неведомого обитателя чердака. Он врастяжку лежал на сетке у стены и дремал, вроде как соблюдая сиесту. Судя по зубкам, грызун, и при беглом взгляде его можно было принять за крысу. Но пушистый хвост говорил о другом.
Кусочки пазла разом легли на свои места. Это же белка, та самая, которая выбрасывала теплоизоляцию, чтобы расширить себе жизненное пространство, и в этом она определенно преуспела. Картинка тепловизора показывала, что наверху располагалась просторная беличья квартира.
Мои чувства пришли в полное смятение. Вот он, оккупант, который распоряжался в доме, как в своей вотчине. С другой стороны, белки мне всегда нравились, я кое-что о них читала, а сейчас могла разглядеть чувствительные волоски на передних лапках и рудиментарные большие пальчики, которые делают эти лапки очень похожими на руки. Я смотрела на пышный хвост, который при прыжках с дерева на дерево становится рулем, а ночью служит одеялом. Даже на вид он казался необычайно мягким.
Судя по гениталиям, это самочка, а жизнь у одиноких самочек весьма нелегкая. После весеннего спаривания они изгоняют самца со своей территории и сами растят всех детенышей. Насколько это трудно, я поняла в тот раз, когда мой друг-биолог нашел бельчонка, выпавшего из гнезда. Я быстренько прочитала, что должны делать белки-матери, и работенки у них оказалось много. Каждые три часа детенышей необходимо кормить, потом надо вылизать или помассировать им животики, чтобы запустить переваривание пищи. Потом всех по очереди надо ненадолго вынести из жилья, чтобы оно не превратилось в туалет. Занятий хватит на полный рабочий день, так что мы испытали двойное облегчение, когда белка-мать разыскала своего малыша. Наверно, он выпал из гнезда, пока она между делом пыталась найти еду для себя. И вряд ли ей станет легче, когда детеныши начнут скакать вокруг, как легкая добыча для ястребов и кошек, однако самки белок настолько ответственны, что даже заботятся об осиротевших малышах, если те из их родни.
Я начала поддаваться сантиментам. На протяжении почти всей истории белки были объектом охоты. Их приносили в жертву на германских весенних и зимних празднествах; беднякам эти маленькие зверьки служили пропитанием и обеспечивали небольшой доход от продажи шкурок. В XVI веке из одного только Стокгольма за год экспортировали до тридцати тысяч беличьих шкурок. В последнее время у европейских рыжих белок появились конкуренты – серые сородичи, которых в начале ХХ века завезли сюда из США. Серые белки переносят вирус, против которого лишь у них самих выработался иммунитет, и порой объединяются в дерзкие разбойничьи шайки, которые могут напасть даже на собак и детей и искусать их.
Но рыжая ночная проказница всё же заслуживала защиты. Я осторожно отошла подальше, вернулась в дом и села за чтение.
Сосредоточиться на книге оказалось трудновато, потому что мысли упорно кружили вокруг соседки на крыше. Каково это – жить вместе с белками? Фактически раньше такое бывало.
В конце концов снова настал вечер. Тут уж я действительно не могла не думать о белке, ведь она всё время шастала по потолку. В первую очередь меня удивляло, что нас разделяли всего-навсего несколько досок. Оттого, что я слышала ее передвижения, возникало ощущение близости, и я поняла, как летучие мыши чувствуют невидимое.
Но мало-помалу то, что ее было слышно, стало помехой. Только я уснула, как она опять принялась шебуршать. Очевидно, ей не спалось, и мне теперь тоже. В комнате как бы находился капризный ребенок. Каждое движение – словно жалобное хныканье: что-то лежит не так или, может, просто слишком жарко. «Да спи ты!» – ворчала я, а она всё возилась там, наверху. Белки отнюдь не славятся талантом в обустройстве жилья, но она, вероятно, раздергивала последние остатки теплоизоляции. И если устроила из нее подстилку, то ей наверняка слишком жарко. Обычно белки выстилают гнездо травой и мхом, а минеральная вата может раздражать дыхательные пути. Иначе говоря, попросту вредит здоровью?
Белка шумно чесалась. Похоже, ее вдобавок донимали блохи. В беличьих гнездах обычно довольно много насекомых-паразитов. В этом плане у меня был кое-какой неприятный опыт, потому что однажды мою квартиру заполонили птичьи блохи. Они попали ко мне от голубей на чердаке, через вентиляцию над кроватью, и, вероятно, так может случиться и с беличьими блохами.
Она опять сновала по потолку. Белки метят свою территорию: топчутся по собственной моче и влажными лапками обозначают границу. Может, наверху происходит нечто подобное? И, судя по звукам, она, кажется, что-то грызет? Ведь, как и всем грызунам, белкам необходимо ежедневно стачивать растущие резцы.
Спала я урывками и около семи утра услышала наверху шорох. Так-так, белка проснулась. Выйдя на кухню, я увидела, что она заглядывает в окно: вероятно, отправилась завтракать.
Пока пила кофе, я заодно достала из коробок с вещами бинокль, чтобы издали наблюдать за ней. С близкого расстояния не понаблюдаешь, потому что началось цирковое представление. Отталкиваясь, словно кенгуру, задними лапами, белка солнечным зайчиком металась во всех направлениях: вправо-влево, вверх-вниз. Я следила за нею, и у меня кружилась голова. Иной раз белки прыгали на пять метров, а иной раз и падали. Но в их прыжках не было ни страха, ни дерзости. Они прыгали без разбега, одним плавным движением.
В конце концов белочка замерла на ветке, и я сумела отрегулировать фокусировку. Она нашла на завтрак шишку. Передние лапки безостановочно и равномерно поворачивали ее, так что каждую четвертую секунду наземь летела чешуйка. С шишкой она справилась за семь минут.
Потом она исчезла из виду, а я тем временем оделась и навела порядок. Позднее, когда наши пути пересеклись возле угла дома, она приветствовала меня, раздраженно дернув хвостом. Я даже слегка обиделась, поскольку отнеслась к ней с пониманием, но она, по-видимому, привыкла жить вовсе без помех. Однако так будет недолго. Ночью я решила стать неприятной соседкой. Как и у всех белок, у нее наверняка не одно гнездо, вот пусть и выберет себе другое. В следующий раз, услышав ее над головой, я громко постучала в потолок. Наверху всё стихло – вероятно, она поняла намек.