Шесть миров Бенджамина Брайана
Шрифт:
–
Ты бы лучше клиентами поделился или выручкой… Что мне с твоего элемента? – проскрипел Крифт.
–
М… Мне казалось…
–
Казалось, казалось… Мало ли, что тебе казалось, – с откровенным недовольством сказал Крифт.
Зант внимательно пригляделся к коллеге. Что-то в нем было не так. Все было прежним снаружи, но внутри что-то будто сломалось. "Да. Старина Крифт сдался", – подумал Зант. Теперь было видно, что стержень, который, словно мачта, которая держала весь внутренний мир, сломался. Перед Зантом стоял не Крифт, а лишь его безвольная,
–
Я думаю, что погорячился, – сказал наконец Зант.
–
Вот именно, – согласился Крифт.
–
Пожалуй, мне пора, – с натянутой улыбкой добавил он, поворачиваясь к двери.
–
Я тоже так думаю, – сказал Крифт.
Выйдя на улицу, Зант почувствовал, что реальность вернулась в свое прежнее русло. Бежать и торопиться было некуда, и он побрел обратно. Внутри его как будто "точил червячок". Списав это на осадок от встречи с Крифтом, оракул не придал этому никакого значения. Кварталы сменяли друг друга, оракул свернул в небольшой сквер.
–
Ну, не расстраивайся. Все будет хорошо… – успокаивал мужчина женщину, плачущую на лавочке.
–
Что будет хорошо?! Ничего хорошего теперь не будет! – рыдала она.
Червячок внутри как будто усилил свой натиск. Зант прибавил шагу. Дом был оцеплен, а около него стояли пожарные наряды.
–
Что это? – екнуло в груди у оракула, и он почти побежал к дому.
"Нет- нет- нет- нет-нет!" – прокричал он внутри. Горела именно его квартира.
–
Что здесь происходит? – подбегая, спросил он у стоящего за ограждением полицейского.
–
Соседи вызвали службу спасения, когда увидели дым, вырывающийся из окон, – ответил полицейский.
–
Лаборатория! – вспомнил оракул и рванулся к дому.
–
При всем моем уважении – нельзя, – остановил его полицейский.
Оракул обхватил голову руками.
–
Да вы не расстраивайтесь. Все будет хорошо, – пытался успокоить его полицейский.
–
Чего тут может быть хорошего?! Многое из того, что там горит, мне не вернуть никогда! – с ужасом выговорил Зант.
Он сел на лавочку около дома и заплакал. За последние дни он потерял все: спокойствие, любовь, а теперь еще и дом, а вместе с ним и работу. Жизнь кончилась. В душе у оракула было такое опустошение, что даже мысли не хотели идти в голову. Незаметно для себя он лег на лавочку и свернулся калачиком. Слезы катились по щекам, падая на жесткие деревянные жерди, покрытые краской, облупившейся от времени. Не находя утешения, оракул закрыл глаза.
Зант стоял посреди бескрайней степи, вперед уходила дорога, какое-то шоссе. Оно было прямым и тянулось до горизонта. Ни одной машины, ни одной души, оглянувшись он обнаружил что за спиной такая же картина. "Что это? Где я? Что за странный сон?" Зант сел на теплый асфальт и поднял лицо к небу. "Я бы с радостью дождался какой-нибудь машины и свел бы счеты с жизнью, но машин нет… " Оракул закрыл глаза и опустил голову. Никаких признаков жизни или цивилизации, никого не было в этой степи. Он
–
Бенджамин! Проснитесь, – аккуратно трясла его за плечо медсестра, – вы пропустили завтрак, но я принесла вам его сюда в палату. Обед уже через 2 часа. Не забудьте.
Бенджамин лежал на кровати, напротив него, у двери располагался небольшой столик, который благоухал завтраком. Не спеша он поднялся, сел и дотянулся до трости, оставленной для него врачем. Путь до стола составил буквально два-три шага и усевшись он принялся рассматривать яства. У Бенджамина было такое чувство будто он попал в ресторан, настолько обильным и вкусным ему показались больничные харчи после его привычных перекусов непонятно чем. У него даже мелькнула мысль не поболеть ли подольше, но он сразу же отогнал ее от себя и сосредоточился на поглощении пищи. В дверь постучали и затем сразу же без паузы показалось лицо незнакомого доктора.
–
Здравствуйте, извините что отвлекаю, – сказал доктор быстро войдя и усевшись на стул напротив.
–
Добрый день, – ответил Бенджамин.
–
Как вы себя чувствуете? – поинтересовался доктор.
–
Хорошо, спасибо, – ответил Бенджамин.
–
А Зант как себя чувствует? – с такой же участливостью спросил доктор.
Лицо Бенджамина застыло, затем он перевел взгляд на доктора и моргнул два раза.
–
Он… ему… ему приснился страшный сон… – замялся Бенджамин.
–
Так-так-так, – пробормотал доктор, показывая, что весь во внимании.
–
Он лежал на дороге, кажется… или под дорогой… над ним плыл Гархор и надвигалась его тень, – Бенджамин впервые рассказывал кому-то свои мечты, и это рождало в нем такое волнение, что даже голова стала кружиться.
–
Вы не переживайте, Гархор – это время, а его тень – это пожиратели настоящего…
Ощущение реальности стало размываться. Бенджамин окинул взглядом палату, пытаясь найти что-то указывающее на нереальность происходящего, но придраться было не к чему.
–
…Наша память, как коралловый риф, формируется из прожитого времени. И для ее формирования необходим живой, трепещущий день, который заканчивается, и тогда наступает ночь – сон. День умирает, переходя из настоящего в прошлое.