Шестикрылый серафим Врубеля
Шрифт:
– Не сомневаюсь, что так оно и есть. Врубель – человек необычный, это факт, – тонко улыбнулся Оглоблин. – Может, уже и достиг высших сфер, недоступных нашему пониманию.
Он склонился к саквояжу и спросил:
– Не побрезгуете откушать со мной курочку? Пусик варила, а она у меня большая мастерица.
Саша фыркнула, но от курицы не отказалась.
Прорезая бескрайние российские просторы, поезд стремительно мчался на север.
– В честь приезда Витте губернатор Ярославля давал обед, на котором присутствовали представители земства и города, но министр, увлеченный осмотром святынь и торговых учреждений, к ужасу поваров, опоздал почти на полтора часа.
И, обернувшись к Саше, уточнял:
– Ну как? Достойно?
– Мы еще не приехали в Ярославль, а вы уже стешите составить отчет, – веселилась девушка.
– А как же иначе? Когда же писать?
– А вдруг министр успеет на обед? Вы выставите себя лгуном.
– Да ни за что не успеет, вот попомните мои слова. Насколько я знаю, Витте совершенно равнодушен к обедам и необычайно внимателен к святыням.
Поезд, не снижая скорости, несся по рельсам. В окне мелькали поля и перелески, на столе, выставив к потолку чудом уцелевшую ножку, подрагивала недоеденная курица, которой Неудобный настойчиво потчевал свою спутницу. Путешественники дремали на мягких диванах, ожидая прибытия. К ночи поезд пришел на вокзал. Вокзал оказался невелик, но чист и уютен. Ближе к полуночи выехали экстренным поездом до Вологды. Там уже пересели на пароход и продолжили путешествие по воде, запланированное вплоть до берегов Норвегии.
В Устюге задержались – в доме Грибанова была устроена выставка творений местных кустарей и некоторых редкостей. Александра прогуливалась по просторной избе среди мехов медведей и черно-бурых лисиц, рассматривая выставленную на полках оберточную бумагу высокого качества, произведенную здесь же, на местной мануфактуре. Повсюду стояли разнообразные жестяные шкатулки с бесчисленными секретами, в рулонах лежали льняные полотна, на столах красовались тонко вышитые скатерти.
Дав гостям насладиться народными промыслами, позвали в гостиную пить чай, и бородатые в поддевках представители купечества и городского общественного управления упрашивали министра финансов учредить в Устюге отделение Государственного банка, а также провести ветку Пермско-Котласской железной дороги через их город. Мамонтов внимательно слушал, кидая многозначительные взгляды на Витте. Министр финансов не говорил ни «да», ни «нет» и так же многозначительно молчал.
Министр со свитой ночевал в доме городского
– Вперед! Назад! Застопорить машину! Полный ход! Малый ход!
– Сама судьба не преминула удостоверить, насколько целесообразно ходатайство устюжского купечества перед министром о проведении железной дороги, – философски заметил Мамонтов, наблюдая из иллюминатора кают-компании, как в поднявшейся суматохе команда «Николая» выбивается из сил в попытках сдвинуть с места точно приросший к дну корабль.
Все тут же принялись восхищаться глубиной и своевременностью замечания железнодорожного магната. И репортер Неудобный тут же аккуратно занес слова Саввы Ивановича в записную книжечку, с которой никогда не расставался. Александра записывать поленилась, решив, что столь глубокую мысль будет трудно забыть.
Наконец собравшиеся в кают-компании путешественники в иллюминаторы увидели, как в синей мгле показались огни крохотного конвоировавшего «Николая» пароходика «Самоед». Пассажиры тут же высыпали на палубу и стали наблюдать, как капитан их корабля переговаривается с капитаном «Самоеда». Тот никак не мог взять в толк, что происходит и чего от него хотят. Когда наконец понимание было восстановлено, матросы долго и безуспешно пытались передать на «Самоед» канат, а когда передали, то выяснилось, что канат не к чему привязать. Наконец машинист «Самоеда» ухитрился прикрепить канат к своей машинной оси, и, надрываясь и кряхтя, крохотный пароходик стал тащить внушительного «Николая» с мели. Таким манером в шесть утра прибыли в Котлас.
Над берегом, где остановился пароход, возвышался погост. И, едва только ступив на землю, путешественники сразу же поняли, что двигаться можно только наверх. Пренебрегая уроном, наносимым верхнему платью, министр и свита стали карабкаться по насыпи. Александра взбиралась вместе со всеми, в особенно трудных местах протягивая руку охающему Неудобному. Взобравшись на самый верх и приложив к глазам болтавшийся на шее бинокль, Савва Иванович в восхищении зацокал языком.
– Более идеальную пристань нельзя себе и представить! Взгляните только! Наш пароход подошел к берегу вплотную! Берег высок настолько, что никогда не заливается водою, и тут же идет обширное пологое пространство, где, по всему вероятию, быстро вырастет торговый город, как только сюда подойдет сибирский хлеб. Здесь хлебные амбары могут быть расположены вдоль самого берега реки, так же как и линия железной дороги.
Конец ознакомительного фрагмента.