Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
Екатерина вздохнула.
— Боюсь, что мы не доживем. Однако думаю, что двадцати лет будет достаточно. Вполне достаточно, — уточнила она.
— Но ведь для этого нужна по меньшей мере трехсоттысячная армия, — сказал Сегюр. — И мощный флот.
— То и другое будет, — убежденно произнесла Екатерина. — Но главное все-таки — достойные предводители. Таковые, вы знаете, у нас есть. Один Суворов чего стоит. Это современный Александр Македонский.
Двадцать лет. Каждый стал мысленно подсчитывать, сколько кому будет через два десятка лет. Императрице — семьдесят восемь. Она старше остальных. Стало быть, вполне реально увидеть плоды нынешних усилий. И российских солдат под стенами Константинополя. И российский
Каждый из собеседников Екатерины, несмотря на ее убежденность, в глубине души считал все это фантастичным. Да, Оттоманская империя ныне — колосс на глиняных ногах, как ни приелось это сравнение. Да, при наличии достаточно сильной армии, подкрепленной с моря столь же сильным флотом, ее нетрудно сокрушить. Но позволят ли это европейские державы? Не вмешаются ли они? Если случится такое, то Россия предстанет над всею Европой непобедимым гигантом. Она будет диктовать всем свою волю.
Можно предвидеть сильнейшее противодействие планам российской государыни. Против нее объединятся все, быть может, за исключением Священной Римской империи германской нации, как официально именовалась Австрия, которая зарится на солидный кусок турецкого пирога.
С другой стороны, Потемкин, этот выдающийся сумасброд, с его железной волей и кипучей энергией в те дни, когда на него не нападает приступ хандры, способен сокрушить любое препятствие. Он неостановим в исполнении своих затей. Потемкин моложе своей государыни на целых десять лет. Стало быть, через два десятка лет ему будет шестьдесят восемь. Что ж, это возраст еще деятельный для высокопоставленного государственного человека.
Однако оба — Екатерина и Потемкин — склонны к излишествам разного рода. А излишества, как известно, не способствуют долголетию. Екатерина полагает, что молодые любовники возбуждают молодые силы и обновляют кровь. Может, это и так. Сейчас у нее Александр Дмитриев-Мамонов, или просто Мамонов, Саша. Он пригож, умен, расторопен и неназойлив — ничего не просит. Ему все перепадает от щедрот пятидесятивосьмилетней любовницы, и графский титул тоже. Когда он поймет, что получать более нечего, что наделен он сверх меры, то заведет роман с молодой фрейлиной.
Четыре года в ее спальне — слишком много, пожалуй. Ее величество знает: свято место пусто не бывает. За преемником дело не станет: выбор велик и разнообразен. Правда, в свои поздние лета государыня стала разборчива, и ей уже не так просто потрафить. Блюдо должно быть по вкусу.
А пока Саша Мамонов царствует в спальне ее величества. Все спальни в путевых дворцах устроены Потемкиным по одному образцу: ложе государыни прикрыто большим сдвигающимся зеркалом, вроде перегородки. А за ним — ложе Саши, Сашеньки. В секрет посвящена лишь Марья Саввишна, камер-фрау, самая ближняя. Зеркало легко отъезжает в сторону.
Потемкин покровительствует Саше Мамонову, это его выдвиженец. И поэтому в каждом письме светлейшему Екатерина неизменно прибавляет: «Саша тебе кланяется».
Князь присвоил себе выбор нового фаворита для государыни, и Екатерина на первых порах подчинилась его желанию, ибо знала: худого не будет. А князю был надобен свой человек в алькове, тот, который не покусится на его значение, а будет предан ему по гроб жизни.
Верный человек был тщательно подготовлен светлейшим к особенностям своего служения на ниве любви. Ему строго-настрого запрещалось быть назойливым, упаси Бог подчеркивать свое значение, как можно реже общаться с придворными, ни в коем случае не отлучаться без дозволения ее величества и по большей части проводить время в отведенных ему покоях.
Порядок был строг: нечто вроде заточения, домашнего ареста. Но все это и вознаграждалось по-царски, вернее, по-императорски. Посему таковая служба не только льстила, но и возносила к знатности и богатству. Ее добивались, норовили попасть на глаза государыне, подольститься, услужить. Но для сего надобно было входить в дворянский круг, быть офицером в одном из гвардейских полков — Преображенском, Семеновском и Измайловском, — несших службу при дворце.
Да, Екатерина была Женщиной с большой буквы. Ее несколько подводил темперамент, особенно в первые годы правления, когда никто не мог стать на пути ее Желания. Годы мало-помалу умеряли его. Но оно не угасало, нет. Только процедура отбора стала еще строже.
Прежде чем попасть в спальню императрицы, кандидата тщательно испытывали на мужественность: как долго он может продержаться на любовном ложе. Первою испытательницей была графиня Прасковия Брюс. К ней он переходил от лейб-медикуса Роджерсона, свидетельствовавшего, что у него нет никаких физических изъянов, короче, что он годен к строевой службе по всем статьям.
Прасковия Александровна, урожденная графиня Румянцева, была за генерал-аншефом Яковом Александровичем Брюсом [20] . Она была женщина огненная, а супруг — напротив, холоден и желчен. Императрица сблизилась с ней, когда была великой княгиней. О том, какова была эта близость, говорит посвящение на титульной странице ее «Записок»: «Посвящается другу моему, графине Брюс, рожденной графине Румянцевой, которой могу сказать все, не опасаясь последствий».
20
Яков Александрович Брюс (1732–1791) — генерал-адъютант (1770). Отличился во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. В 1784–1791 гг. — генерал-губернатор Петербурга. С 1751 г. женат на сестре П. А. Румянцева Прасковье Александровне, подруге и статс-даме (с 1773 г.) Екатерины II (в 1779 г. удалена от двора).
Еще бы! В ту пору графиня была посвящена в ее альковные тайны. Обе делились впечатлениями от своих амантов, и вкусы и ощущения их были схожи. Да и были они, можно сказать, ровнею: графиня на два года моложе императрицы. Так что Параша, как кликала ее Екатерина, знала, как потрафить своей подруге, а затем и госпоже.
Три года назад, однако, меж них пробежала черная кошка. В чем было дело, никто не ведал. Графиня была отлучена от своих обязанностей. Это столь сильно потрясло ее, что год назад она померла.
Ее место заступила камер-фрейлина Анна Степановна Протасова, тож огненного темперамента, беспрестанно рожавшая детей. «Она и помрет от родов», — предрекала Екатерина. Но на верность и молчаливость ее можно было положиться.
Ну и прежде, чем допустить избранника «наверх» — туда, где находились его апартаменты, сообщавшиеся с покоями Екатерины, — последнему испытанию подвергала его вернейшая Марья Саввишна.
Так что все было непросто. Но, как правило, выбор Потемкина изначально оказывался удачен, он знал вкусы своей повелительницы и не позволял себе ошибиться.
…Монотонный скрип полозьев, мелькавшие огни, мягкое шлепанье копыт — все это действовало усыпляюще. Марья Саввишна уже давно посапывала в своем углу.
— Что ж, господа, беседа наша была, как всегда, интересна. Но пора и на покой. Мы еще с вами наговоримся вдосталь, — многозначительно произнесла Екатерина. — Да и время, надо полагать, позднее.
— Десятый час, ваше величество, — торопливо сказал Сегюр, вытащив свой брегет.
— Ну вот видите. В десять, как вы знаете, я предаюсь объятиям Морфея. Не меняю распорядка вот уже двадцать лет.