Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
Многие, в том числе старый Халил, хотели бы предостеречь молодого султана от этого рискованного шага, но страх сковал им уста. Они уже знали: султан крут и тех, кто посмеет ему противоречить, ждет жестокая кара.
И они согласились.
Началась подготовка. Мехмед подгонял всех. Однажды к нему привели венгра по имени Урбан. Он похвалялся, что может вылить огромную пушку, которая сокрушит стены. Был-де он у императора Константина, предлагал ему свои услуги. Но у того не нашлось ни денег, ни металла.
— Я заплачу тебе вчетверо против того,
Урбан отлил чудовищную пушку. И на глазах султана она была опробована в крепости Румели-хисар, куда ее доставили на сотнях волов с помощью сотен людей.
В это время в Босфор вошел генуэзский корабль. Его капитан отказался подчиниться требованию турок о сдаче. И тогда пушку навели на него. Урбан зажег фитиль, и она выпалила. Ядро пробило корабль, и он затонул. Султан был в восторге. Он щедро наградил литейщика и велел отлить еще более гигантскую пушку.
А сераскеру Караджа-бею было приказано вести войско на штурм византийских городов, располагавшихся на фракийском побережье. Месемврия, Визос и Анхиалос сдались без боя и не были разграблены. Зато Перинфос и Селимврия на побережье Мраморного моря пробовали было защищаться. Но силы были слишком неравны, османы захватили их и предали огню и мечу.
Братья императора, владевшие городами в Пелопоннесе, могли бы прийти на помощь осажденному городу. Чтобы этого не случилось, султан приказал другому своему военачальнику, Турахан-бею, с сыновьями и войском преградить им путь к морю.
Готовился и османский флот. Ветхие суда были починены и просмолены, полным ходом шло сооружение новых. Вскоре в строю было около ста тридцати судов — гребных и парусных, не считая мелких. Султан отводил флоту важную роль: он должен был прежде всего воспрепятствовать подходу христианских кораблей к осажденному городу с провиантом, амуницией, а также с добровольцами. Во главе его был поставлен ренегат Сулейман Балтоглу, болгарин по рождению.
В это время под стенами Эдирне формировалась огромная армия. В ней было никак не меньше 200 тысяч воинов. Во главе ее встал сам султан Мехмед.
Глава четвертая
Гонцы во все концы…
Власть без доверия народа ничего не значит, тому, кто желает быть любимым и прославиться, достичь этого легко. Примите за правило ваших действий и ваших постановлений благо народа и справедливость, которая с ним неразлучна. Вы не имеете и не должны иметь иных интересов. Если душа ваша благородна — вот ея цель.
Я вам говорю дерзновенно и как должно обязанному вам всем, что теперь следует действовать смело в политике, иначе не усядутся враги наши и мы не вылезем из грязи.
Потемкин — Екатерине
Новые подданные, ни языка, ни обычаев наших не ведающие, требуют всякой защиты и покровительства. Спокойствие и безопасность каждого должны быть предохранены, в таковом положении не вздумали бы они оставить земли отцов своих. Предпринимаемое некоторыми удаление из Тавриды доказывает их неудовольствие. Войдите в причины оного и с твердостью выполняйте долг ваш, доставя удовлетворение обиженным. Лаской и благоприятством привлекают сердца, но правосудие одно утверждает прямую доверенность.
Потемкин — Каховскому и генерал-майору Репнинскому
Подтверждаю я прежнее мое предписание, чтобы в ваших сношениях с пограничными турецкими начальниками глас умеренности предпочитали вы шуму и угрозам, коих в действо произвесть вы не в силах. Ежели турки более говорят, нежели сделать могут, то таковой пример не достоин подражания. Пусть они останутся при хвастовстве своем: с нашей стороны да сохранится вся пристойность.
Потемкин — Каховскому
Предлагаемые у сего письма Ея Императорское Величество указала перлюстрировать. Я прошу вас, милостивый государь мой, послать копию Государыне и оригиналы ко мне. С королевского списана копия, но Ея Величество, разрезав оное, желает, чтобы склеен был край подрезанный. Мы его так запечатанное пошлем в Москву…
Безбородко — санкт-петербургскому почтдиректору
Не столько войска меня беспокоят, сколько крайняя скудость в деньгах. В мирное время промотались до крайности: неурожай хлеба и худая экономия в войсках истощили все ресурсы, который от банков и нынешних займов получены… Генерал-прокурор, параличом сраженный, наклал податей самых странных и народу тягостных…
Безбородко — послу в Англии князю С. Р. Воронцову
Монарх наш поступил так снисходительно и, может быть, даже слишком опрометчиво, что дал свое согласие на завоевание Крыма. Но эта уступка доставила нам только холодное выражение признательности Екатерины, главной цели которой — разрушению Оттоманской империи — противятся все европейские государства.
…Не доверяйте графу Кобенцлю…
Граф Верженн, министр иностранных дел Франции, — Сегюру
Ваши грозные приготовления в Крыму, вооружение эскадры, которая в 36 часов может явиться под Константинополем, так же, как ваши действия в Азии, заставляют нас, как союзников турок, советовать им предпринять нужные меры…
Сегюр — Потемкину
Я очень хорошо знаю, что разрушение Оттоманской империи есть дело безумное, оно потрясет всю Европу… недавно еще вы послали в Константинополь инженеров и офицеров, которые только и толкуют что о войне…