Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
— Молчи, нечестивец! — буркнул Безбородко. — Во храме-то срамно так выражаться.
В толпу молящихся затесались, ведомые любопытством, Сегюр и де Линь. Она их поглотила, засосала и мало-помалу вытолкала к кругу придворных. Их неохотно пропускали.
— Глядите-ка, принц, императрица стала на колени. — Сегюр толкнул в бок своего приятеля.
— Из нее вышла бы великая актриса. Она затмила бы всех в «Комеди Франсез», — меланхолично молвил де Линь. — Но молчите, французская речь тут не в чести. Фанатики могут принять нас за шпионов либо за врагов православия.
Екатерина
— Я должка подавать пример благочестия своим подданным, и прежде всего придворным. Они демонстративно предпочитают балы литургиям, танцзалы — храмам Божиим. — Легкая улыбка блуждала на лице императрицы. — Слава Богу, у нас богомольный народ, именем Христа более всего управляется это Божье стадо.
— Благослови, владыко, — тотчас перешла она с французского на русский: во главе притча к ней приблизился архиепископ Киевский, помахивая кадилом. И приложилась к его руке, как простая прихожанка.
— Какой талант, какой талант! — бормотал де Линь.
— Примадонна великого театра, имя которого Зимний дворец, — подхватил Сегюр.
— Лучше сказать, вся империя, — добавил де Линь. — Ибо столь высокие подмостки только и достойны такого таланта.
Пришлось прибегнуть к помощи гвардейцев, чтобы расчистить дорогу для государыни и ее свиты.
— Ну, господа, что скажете? Какова я?
— Вы великолепны, как всегда, ваше величество, — учтиво заметил Сегюр.
— А вы, принц? Что вы молчите?
— У меня нет слов, государыня. Где бы вы ни находились — под каким бы небом либо сводом, — всюду вы органичны…
— Не правда ли, из меня вышла бы хорошая актриса? Актерка, как говорят на Руси?
Оба на мгновение обомлели. Экая откровенность, истинно царская! Де Линь нашелся первым:
— Вы любите откровенность, ваше величество. Так вот, мы с графом только что говорили об этом. Вы — истинный талант!
— Более того — гений! Позвольте выразить вам наше восхищение.
— Выражайте, выражайте. Я люблю, когда мною восхищаются. И этим я нисколько не отличаюсь от простых смертных. Надеюсь, граф, вы тоже любите, когда вами восхищаются?
— О, разумеется…
— К тому же я женщина, хоть и в солидных летах. Так что воскуряйте мне фимиам, господа. Его воскуряли Вольтер и Дидро, вам грех от них отставать.
— Экая бестия, — шепнул де Линь, когда процессия подвинулась вперед, а они несколько отстали. — У нее поистине царственный язычок. Я продолжаю поклоняться ей, несмотря ни на что.
— На что именно, принц?
— На слухи и сплетни, которые ее окружают. Впрочем, они окружают любого монарха, а тем более монархиню. Все они сластолюбивы и все неумеренны. Екатерина по крайней мере не кровожадна и не мстительна. А двор… Он для того и существует, чтобы злословить. Ей, во всяком случае, присущи благие порывы. И, как я заметил, она искренне любит делать добро своим подданным.
— В меру, конечно. А что вы скажете о крепостном праве?
— А где вы видели монарха, который бы сотряс основание своего государства? — отвечал принц вопросом на вопрос. — Монарха, который бы выкинул свой трон, покинул бы дворец и переселился в хижину простого поселянина? Обозревая историю Европы, я такого не знаю. Все приходит в свое время, граф. И вы это отлично знаете.
Они уже основательно отстали от императрицыной свиты. Маяком ее стала богатырская фигура Потемкина, возвышавшаяся над всеми придворными. Он очнулся от хандры и пустился в дворцовые увеселения. При том зорко наблюдая единственным своим зрячим оком за тем, чтобы на виду и в отдалении исполнялись его предначертания.
Днепр все еще был окован льдом. Он был весь испещрен и полозьями саней, и человеческими следами, равно и конскими копытами. Снег потерял свою первозданность: он был того грязно-желтого цвета, каким бывает вблизи человеческого жилья.
Весна уже влажно дышала в лицо. Небо грузно нависло над землей, тяжесть его грозила то ли снегопадом, то ли дождем. Но уже посветлели ветлы, пока еще едва заметно стали набухать почки.
Светлейший почти ежедневно наведывался в затон, где вмерзли в лед суда, на которых поплывет императрица и весь ее огромный штат.
Тут словно пахло свежею щепой, красками, деревянным маслом и прочими запахами нового строения. Галеры-великанши подновлялись и украшались.
— Чтоб было в превосходнейшем виде! — рявкнул он, всходя на палубы судов. Тыкал пальцем всюду и говорил:
— Это что? Штоф? Говно, а не штоф! Где у вас тут образцы?
Мусолил большими крепкими пальцами лоскутья, глядел на свет.
— Вот! Ободрать и заменить! Чтоб благолепно, царственно, дабы мне, вашему благодетелю, краснеть не пришлось пред ее императорским величеством. Опять же иноземные послы. Им должно явить способность нашу. А то они думают, что мы дики и вкус наш варварский. Чтоб не хуже, чем в ихней Версали было, поняли, черти!
Черти переминались с ноги на ногу, глядели исподлобья, но без страха. Знали: его светлость хоть и крикун, но беззлобный, и более любит пряник, а не кнут. А уж коли ему потрафить, то наградит с истинно княжеской щедростью.
Погонял, покрикивал, хоть и видел: стараются, успевают, и все глядит в лучшем виде. Уже. До срока. Успеет выдохнуться запах красок и клея, освятят, покропят святой водою, а затем и духами парижскими, для сего случая доставленными.
Его воля и его могущество распростирались на тысячи верст. В Екатеринослав, созидавшийся по его плану, в Херсон, уже сложившийся, в Кременчуг, наконец, в Тавриду — в Ахтияр, именуемый ныне Севастополем, удивительный по своему природному устройству, которое совершенствуется трудом новых хозяев.
Всюду шла подготовка, то лихорадочная, дабы успеть, то степенная, ибо работа подходила к концу, всюду усердно копошились каменщики, плотники, корабелы, послушные его начертаниям.
— Государыня едет, государыня будет, — перекатывалось из конца в конец… А князь повелел, князь приказал, его светлость оглядит, усмотрит, упаси Бог разбранит, заставит переделать…
Переделать… Этого более всего опасались, а потому трудились с рачением… Не того, что князь разбранит, разгневается, а что огорчится. Сморщится, живой голубой глаз выкатит, а хрустальным не мигнет и гаркнет: