Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
На тех станциях, где ни обеда, ни ночлега не означено, должно быть в заготовлении блюдам с жареными разного рода холодными закусками, пирогами, сыр, масло, окороки, словом, съестных и питейных припасов со всех, о коих выше упомянуто, поставлять половинное количество против прежнего пункта…
Во всех на дороге селениях жителей поставить по обеим сторонам улицы, так как и из окружных близлежащих селений приказать быть, при тех же самых деревнях, кои на тракте, где будут удобнее места при дороге для пастьбы скота, то из окружных селений приказать на оных местах на тот день, когда будет шествие, пригнать, дабы в проезде от поселян во всех частях лучший вид был представлен. При всех оных крестьянах должны быть тех селений
Девкам и женщинам подносить императрице пуки цветов и трав, связанных красной лентой, и бросать под карету цветы, а прочим изъявлять свои восхищения приличными поступками и приветствиями.
Ордера Потемкина разным лицам
Не угодно ли будет по дороге, где шествие, поставить по два или по три каменных столба пяти- и десятиверстовых. Буде на оное последует повеление его светлости, прикажите на оные сделать план и мне доставьте.
В. Каховский, правитель Таврической области, — Попову
Расстояние пути означить милями и верстами… каменными, ставя первые по десяти, другие же на каждой версте. Я пришлю тех и других рисунок.
Потемкин — Каховскому
— Завтрак его величества…
— А-а-а-и-и-и…
Гулкое эхо причудливо летело по залам дворца Хофбург с их до блеска навощенными полами, с паркетом, подобным зеркалам, с гобеленами и картинами в тяжелых золоченых рамах, с креслами для бюргерских задов, чьи ножки изгибались в причудливом танце… Со всей этой пышной и тяжелой красотой, мало-мальски утомляющей взор и чувства.
Эхо застревало в завесах, призванных укрощать его, однако, свободное и стремительное, вырывалось и продолжало свой полет. Императору Иосифу II, который был еще королем, став им двадцать три года назад, на год раньше, нежели обрел императорский титул, несли завтрак. Стол был накрыт на два куверта. Второй — для престарелого князя Венцеля Антона Кауница [36] , он же граф фон Ритберг. Ее величество с детьми завтракала отдельно.
Князь был как бы отцом императора: на глазах семидесятишестилетнего вельможи прошло детство Иосифа, он нянчил его во младенчестве, он, можно сказать, был духовным наставником наследника престола. Злые языки мололи даже, что мать Иосифа, всевластная императрица Мария-Терезия [37] , была в любовной связи с князем.
36
Кауниц Венцель Антон (1711–1794) — австрийский государственный канцлер в 1753–1792 гг., руководитель австрийской политики при Марии-Терезии, был сторонником сближения Австрии с Турцией и Россией. В 1756 г. добился подписания направленного против Пруссии австро-французского договора, который явился важным моментом к подготовке Семилетней войны 1756–1763 гг.
37
Императрица Мария-Терезия (1717–1780) — австрийская эрцгерцогиня с 1740 г. В войне за австрийское наследство утвердила свои права на владения Габсбургов.
Так или иначе, но князь Кауниц, граф фон Ритберг, играл первую скрипку в квинтете европейских держав. Он был бессменным политическим законодателем, и европейские монархи внимали его голосу. И само собой — его воспитанник Иосиф. Под влиянием своего наставника он стал приверженцем просвещенного абсолютизма, покровителем наук и искусств, сочинителем либеральных законов.
Да, да, император придерживался либеральных взглядов, и это было эхом взглядов его наставника и первого министра.
Иосиф не предпринимал сколько-нибудь значительных шагов, не посоветовавшись с князем. И сейчас, в предвидении свидания с русской императрицей, он чувствовал себя обязанным обсудить его со всех сторон.
Хоть он и был императором Священной Римской империи германской нации, как официально именовалась Австро-Венгрия, хоть империя его была первой в Европе и единственной, если не считать России, которой отказывали в имперском звании, он несколько робел пред Екатериной. То ли потому, что она была старше его на целых двенадцать лет, то ли пред ее магнетической напористостью, то ли из-за неодолимой женственности.
Он не постеснялся сказать об этом Кауницу за чашкой крепкого кофе.
— Говорят, — сказал Иосиф, отхлебнув глоток, что кто-то из придворных Екатерины, попробовав сваренный для нее кофе, потерял сознание. Не знаю, правда ли это, но кое о чем говорит…
— Граф Кобенцль в письме ко мне выдает этот факт за действительный. Русская царица — крепчайший орешек. Ее так просто не раскусишь. Сама история ее воцарения свидетельствует об этом. Так что ты, мой дорогой, должен держать ухо востро, помня о ее чарах, умении завораживать собеседника. — И князь наставительно воздел указательный палец.
— Я готов, учитель, — сказал император, сморщив нос, словно от знатной понюшки табаку. Когда они оставались вдвоем, князь обращался с ним как с сыном, а Иосиф говорил ему «учитель», как в те времена, почти четыре десятка лет назад, когда пятилетний мальчик засыпал его вопросами, иной раз самыми неожиданными.
— И не будь уступчив. В прошлое твое свидание с нею ты легкомысленно обещал присоединиться к ее плану разрушения Турецкой империи. Но это миф. Миф, сочиненный великим прожектером Потемкиным, который оказывает на императрицу и необыкновенное влияние, и даже давление. Судя по всему, она у него в плену.
— Да, любая женщина окажется в плену у такого великана, — подтвердил Иосиф. — Он неотразим, хотя и крив, к тому же умен. А она женщина…
— Вот это-то ты и должен положить в основу всего, — подхватил князь. — Она всего только женщина. Пусть выдающаяся… Женщина, с присущими ей слабостями. Слабое существо. Ее подпитывают любовники своими соками и своим влиянием. Помни об этом, помни.
— Принц де Линь называет ее не иначе как Екатерин Великий, — усмехнулся Иосиф. — Он говорит, что перед ее чарами невозможно устоять не только мужчине, но и женщине. И что женщины, составляющие ее окружение, все у нее в плену.
— Пустяки, — бросил князь. — И это тоже миф. Миф, сочиненный ее угодниками. — Я наблюдал за нею. Да, у нее царственная осанка и такие же манеры. Она играет свою роль необычайно талантливо. И как нас, сидящих в ложе, пленяет талантливая лицедейка, заставляя переживать вместе с нею страдания ее героини, так и русская царица берет в плен своей талантливой игрой. Не более того. Люди чрезвычайно податливы и склонны к заблуждению. Так же, как пастух управляет огромным стадом с помощью двух-трех псов, обученных для этого, так и народ подобен такому стаду, для которого нужны обученные псы. А ведь пастух — это всего лишь пастух…
— Я тоже всего лишь пастух, — усмехнулся Иосиф.
— Ты — другое дело, — ничуть не смутившись, продолжал Кауниц. — Ты правишь своим стадом по закону наследства, и ни у кого никогда не возникало, да и не могло возникнуть, сомнение в твоем праве. Екатерина — другое дело, совсем другое. Она, если говорить без уловок, самозванка, каких много в России. Ты должен постоянно помнить об этом и соответственно держать себя с нею. Я согласен с тем, что Турция представляет для нас и для России общую опасность, но если вы вознамеритесь ее разрушить, то погибнете под ее обломками.