Шифр фрейлины
Шрифт:
За императрицей следовал обер-камергер, отвечавший за быт царской семьи, имевший отличительный знак – золотой ключ, который он носил на шнуре из золотого гаруса, – барон фон Эйзенбах. За ними, держась на некотором отдалении, шел смотритель зала граф Ребендер, камергер.
Изделий было такое огромное количество, что истинная их ценность уже не воспринималась значимо, и только таинственные истории, что тянулись за каждой драгоценностью, позволяли взирать на них с должным пиететом.
Неожиданно государыня остановилась перед застекленной витриной, за которой висело платье царицы Евдокии Лукьяновны, второй супруги
Увидев ее на балу в платье русской царицы, государыня Александра Федоровна едва сдержалась, чтобы не спровадить великую княгиню с торжества. И только мягкая ладонь супруга и его понимающая улыбка уберегли великую княгиню от публичного скандала.
Между августейшей четой и великой княгиней Марией Павловной, или Михень, как называли ее в семейном кругу, отношения складывались непростые. Властная, привыкшая ко всеобщему почитанию и обожанию, Мария Павловна поначалу взяла на себя роль первой гранд-дамы при царствующих особах. Александра Федоровна вежливо, но твердо отвергла ее притязание на главенство среди дам. С тех пор Михень испытывала к августейшей чете неприкрытые враждебные чувства и свой салон в Санкт-Петербурге сумела сделать центром антицарских настроений, надо признать, что на этом поприще она во многом преуспела.
Перемену в настроении императрицы тотчас заметила Анна Вырубова и ненавязчиво предложила:
– Аликс, пойдем дальше. Впереди еще столько интересного.
– Да, пожалуй, – произнесла императрица и неторопливо проследовала по залу, где находились украшения из драгоценных камней и предметы одежды.
Многие изделия, спрятанные от широкой публики, лежали здесь десятки лет, казалось навсегда позабытые. Другие изготавливались для какого-нибудь торжества и, единожды надетые, помещались в стеклянный шкаф с сигнализацией и под охрану смотрителей. Немало было таких вещей, которые надевались исключительно по случаю коронации или венчания царских особ. Но большая часть драгоценностей, подаренная дипломатами и многочисленными делегациями, так и оставалась под охраной, не удостоившись чести блистать на балах или иного рода торжествах.
Неожиданно императрица остановилась перед небольшой витриной, за стеклом которой лежали золотые кольца с вправленными в них драгоценными камнями; инкрустированные браслеты, украшенные россыпью бриллиантов. Однако ее внимание привлекло золотое кольцо с крупным, невероятно прозрачным изумрудом, напоминающим крест.
– Что за кольцо? – повернулась императрица к барону. – Прежде я его не видела.
– Смею возразить вам, ваше императорское величество, – ответил барон фон Эйзенбах. – Оно было здесь всегда. Просто вы не обращали на него внимания, здесь и без того весьма большое количество самых блистательных вещей.
– Откуда это кольцо?
– Кольцо было заказано Елизаветой Алексеевной, а вот
– Он очень красив.
– Мы проводили экспертизу этого камня, он необыкновенно хорош. Один из самых больших в мире, а потом, просто невероятной чистоты.
– Я бы хотела взглянуть на него, – пожелала Александра Федоровна.
– Любезнейший, отключите сигнализацию, – распорядился барон.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ответил камергер и тотчас удалился.
Через минуту лампочка, горевшая в углу бледно-желтым светом, потухла, и барон, распахнув застекленную дверцу, бережно извлек кольцо с изумрудом.
– Пожалте, ваше императорское величество, – произнес он, протягивая драгоценность Александре Федоровне.
Императрица аккуратно взяла кольцо и положила его на ладонь:
– Сколько же оно здесь пролежало?
– Думаю, около восьмидесяти лет, – ответил барон.
– Ах, вот оно как… Кольцо невероятно красивое; странно, что на него никто не обратил внимание прежде. Признаюсь, что я никогда раньше не видела такой красоты.
– Этот изумруд особенный. Если он хочет привлечь к себе внимание, то будет сверкать; если же нет… его едва отличишь от обычного зеленого камушка.
Повернув ладонь, императрица увидела, как камень, собрав на своих гранях мерцающий свет лучей, вспыхнул изнутри ярким светом.
– Господи! Такое впечатление, что он ожил! Он просто светится, – с восхищением произнесла императрица.
– Меня это не удивляет.
– От него исходит тепло, – удивленно проговорила Александра Федоровна и протянула барону кольцо. – Что вы на это скажете?
Фон Эйзенбах невозмутимо посмотрел на разволновавшуюся императрицу. Всегда уравновешенная, учтивая, где-то даже холодная, она оставалась спокойной даже во времена самых трудных испытаний, но сейчас несдержанность, пробившаяся через ее холодную невозмутимость, на мгновение вернула ее в мир беззаботного детства. Видно, точно таким же образом она радовалась игрушкам, подаренным на Рождество чадолюбивыми родителями.
Когда-то в античные времена люди считали драгоценные камни живыми и в своей классификации познанного отводили им вершину пирамиды. Невероятные гордецы, камни, пренебрегая человеческим теплом, всегда оставались холодными даже после того, если держать их в ладони длительное время. Единственное, что они могли дать человеку, так это радость от обладания совершенными природными формами.
Едва сдержав улыбку, барон взял кольцо и, к своему немалому изумлению, почувствовал, как от изумруда в самом деле исходит тепло.
– Это невероятно! – восторженно проговорил он. – Изумруд греет! Такое впечатление, что он и в самом деле живой.
– Я беру это кольцо, – сделала выбор Александра Федоровна. – И еще вот этот сапфир, – указала она на синий ограненный камень, лежавший на самом краю полки.
– Как вам будет угодно, ваше императорское величество, – поклонился барон.
– Я бы хотела, чтобы из этих камней сделали шифры для двух моих фрейлин. Найдутся подходящие мастера?
– Разумеется, – охотно откликнулся барон. – Сегодня же я свяжусь с Карлом Густавовичем Фаберже, он выполнит заказ в лучшем виде. Когда вам будет угодно их получить?