Широки врата
Шрифт:
— Но, Ланни, как мне хранить столько денег?
— Найдите тайник в комнате, где гестапо не вздумает искать.
— Но предположим, что загорится дом.
«Если это произойдет,» — он улыбнулся, — «постарайтесь выбежать, и не беспокойтесь о деньгах. Я смогу получить ещё, но я не смогу получить другую фрау Мюллер!»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
К духам праведников [50]
50
50 Библия, Послание к Евреям, глава 12,12:23 Моисей сказал: «я в страхе и трепете». Но
Рождество в коттедже Уикторпа было восхитительным праздником. Приходили и уходили друзья, посыльные приносили подарки, планировались сюрпризы, всюду возникала сутолока с искусственно созданным возбуждением. Яркие огни сверкали в каждой комнате, и дом был теплым, как нравилось Ирме. Это означало, что приходили слуги с корзинами полными угля, а уходили с пустыми. В этой восхитительной стране не было никаких проблем с расторопным приветливым обслуживающим персоналом за смешную заработную плату. Ланни, экономический детерминист, сказал, что это была английская земельная система, которая лишила сельских жителей их естественных прав. Но он научился не делать «ворчливых» замечаний в присутствии своей жены и, особенно в, то время года, когда должны преобладать мир и добрая воля.
Бьюти приехала из Лондона с мужем. Она и ее невестка ладили, старшая уступала всё младшей и старалась переключить всё внимание на нее. Это соответствовало ее представлениям, что мир существует для молодых, особенно женщин, и они имеют право на свою очередь. Что касается мужа Бьюти, что седой и румяный херувим никогда никому не переходил дорогу. Да, и кто может возражать против тихой и навязчивой любви? Парсифаль Дингл вылечил малышку Фрэнсис от легкой простуды. По крайней мере, он лечил её с помощью своего метода молитвы и медитации, и болезнь ушла. Он ни на что не претендовал, но оставил делать свои собственные выводы окружающим. Он был просто принадлежностью рождества в доме, своего рода Сантой без усов. В этот праздник все стремились жить, как проповедовал Парсифаль, и если бы они были готовы прожить всю оставшуюся часть года в том же духе, то мир, возможно, стал другим!
Молодые люди, вырвавшиеся на побывку из школы, переходили из одного дома в другой. Они приходили с сияющими глазами и щеками, румяными от холода, пили горячий пунш, смеялись, болтали и танцевали, а потом мчались в другое место. Альфи следовал за «Марси», так все они называли ее, невозможно выговорит больше, чем два слога, когда надо наслаждаться жизнью. У них была любовь другого сорта. Не та, которой учил мистер Дингл. И, видимо, она не приносила счастья. Молодая пара попала в череду своих ссор. В Рождество они не разговаривали, и Марси рассказывала об этом своей матери в слезах. Ланни думал, что это было слишком плохо, но они не просили его о помощи. Бьюти сказала, что это естественный процесс притирки, но Ланни думал, что она была слишком оптимистична. «У меня никогда не было таких проблем с Розмэри», — сказал он, на что его мать ответила: «Да, но ты не имел успеха у неё!»
В одном из чердачных помещений этого большого дома жила полная пожилая женщина, которую можно было принять за находящуюся на пенсии медсестру или экономку. Она была известна всем, как «мадам», и говорила по-английски с польским акцентом. Трудно было найти более малозаметную женщину, чем она. Её совершенно устраивала ее комната и образ жизни, которую она вела в ней, раскладывая пасьянсы. И когда горничная Ирмы, ее подружка, навещала ее, она рассказывала ей о последнем результате её пасьянса. Никто никогда не смог догадаться, что этой скучной и медлительной старой женщине достался один из самых странных и самых непонятных подарков, которыми проказница Природа или Провидение сочла нужным наделить человечество.
Члены семьи Бэддов или их близкие друзья могли подняться к ней в комнату и спросить, есть ли у неё настроение провести сеанс. Почти всегда она ответит утвердительно, и тогда её проводят в комнату того человека, усадят в кресле, позволят откинуть голову назад и закрыть глаза, а потом произойдут фантастические события! Послышится глубокий бас индейского вождя, умершего пару сотен лет назад по его утверждению, говорящий с польским акцентом! Но не надо смеяться, а то прежде, чем откроешь рот, можно услышать кое-что о прадеде, имя которого придется искать в семейных архивах, или что-то о себе, что считалось тайной для всего мира.
Ланни Бэдд, искренний и с повышенным чувством юмора, попал «в немилость» к «Текумсе», задавая постоянные скептические вопросы. Так что редко можно было уговорить это старое создание, кем бы или чем бы оно ни было, иметь дело с Ланни. «Ах, так вы снова здесь, мистер Всезнайка!» — сказал громкий голос. Что, безусловно, звучало ни по-ирокезски, ни по-польски. Это было печально, потому что Ланни был тот, кто действительно хотел понять эти тайны, но получал множество насмешек от Текумсе. В оккультных вопросах мало кто разбирался. Часть считала их чепухой, другие стали их жертвами. Но Ланни продолжал пытаться разобраться, потому что он стал свидетелем событий, которые были за пределами объяснения того, что мир считал на данный момент «нормальным». Со временем мир, возможно, изменит свое мнение и примет решение о включении много новых вещей в число нормальных. Но не по велению плейбоя, любимца фортуны, которого знают, как мистера Ирма Барнс. Ланни испытывал большое уважение к науке, и у него была надежда, что когда-нибудь придёт действительно учёный человек, будет экспериментировать с мадам Зыжински и выяснит, как она всё это делает. Он нашел ученых, которые признали, что всё это было поразительно, но заниматься повседневной рутиной не захотели, не обращая внимания на возможность того, что вокруг нас, или в нас могут быть неизвестные вселенные, напрасно пытаясь через нас сообщить нам о себе.
Но сейчас Ланни упорствовал, потому что считал, что если это был мир духов, то Фредди Робин туда недавно прибыл и, несомненно, будет искать возможность общения со своими бывшими друзьями. Но Текумсе раздражало одно упоминание «того еврейского парня», и он не хотел с ним иметь дела. Медленное, утомительное, и по большей части неблагодарное дело — зондирование этих темных областей подсознания! У каждого из нас имеется своё собственноё, по-видимому, кое-что и от других людей. Океан неделимых первичных духовных элементов, в котором проводилось несколько зондирований, был полон существ более странных, чем любое Лох-Нессское чудовище. Забрасывая в этот океан сеть, можно вытащить только кучу водорослей и медуз. С тем же результатом можно бесконечно повторять забросы. И вот отчаявшись и решив всё бросить, вдруг обнаруживаете неземной свет или, может быть, сигналы из погибшей Атлантиды!
«Текумсе», — смиренно умолял Ланни, — «Пожалуйста, будь добр ко мне. Я знаю, что мой еврейский друг сейчас в мире духов, и он, несомненно, хочет говорить со мной, найдите его». Почему был получен результат после стольких неудач? Необычная сила нового духа? Или новый ход мыслей в собственном подсознании Ланни? Невозможно сказать. Но на следующий день после Рождества, сидя с мадам в своем кабинете, исследователь получил то, что потрясло его, как удар тока. — «Я не нашёл ни одного еврея, но тут пришёл молодой человек, который говорит, что он ваш друг. Он высок, у него золотистые вьющиеся волосы. Он нарисовал вас, и получилось хорошо. Он говорит, что вы узнаете его по этому рисунку».
— Он назвал себя?
— Он что-то говорит, что звучит как Луд. Вы его знаете? Луд-вик?
— Я его хорошо знаю, быстро сказал Ланни. Я рад, что он пришел.
— Он слышал, что вы сказали, и счастлив. Он стер рот на рисунке и нарисовал его улыбающимся.
Здесь было одно из тех странных, запутанных и непонятных явлений!
Гертруда Шульц дала Ланни о себе знать с помощью рисунка, и теперь ее муж делает то же самое! Было это потому, что они оба были художниками, и имели одинаковые мысли? Или это потому, что у Ланни в голове возникла эта идея, и теперь подсознание мадам передало её в фантастическое создание по имени Текумсе? Ведь в этом мире Ланни не упомянул никому о Труди и ее рисунке. «Скажите ему, что я очень хотел бы услышать, что он собирается сказать мне», — попросил Ланни и вкрадчиво добавил: «Кроме того, я глубоко признателен вам, Текумсе».