Широкое течение
Шрифт:
лу, и там проходили часы в напряженнейшем внимании,
в усилии памяти, воли и духа. В свободное от учебы и
работы время он выполнял комсомольские поручения,
размышлял о своей бригаде, готовил уроки, а во сне ему
виделись английские слова и фразы в виде оживших за-
гадочных узоров, которые он не мог уловить, расшифро¬
вать и произнести.
Попадая с Володей Безводовым в другие, не завод¬
ские компании, Антон видел, что
люди разных профессий и положений мало говорили о
паровых молотах, болванках и термической обработке
деталей, а спорили о новых романах и спектаклях, о фут¬
боле и музыке, обсуждали вопросы международной жиз¬
ни. Многое из этих разговоров он не понимал, имена лю¬
дей, которые тут произносились, ему даже не были зна¬
комы. На таких вечеринках Антон старался быть неза¬
метным, скромно сидел, спрятав руки под стол, чутко
прислушивался к беседе, запоминал! Многих из этих лю¬
дей он уважал, завидовал им, сердцем чувствуя, что они
такие же простые и бесхитростные, как и он сам, и к
знаниям шли таким же трудным путем, каким идет он.
Антон читал книги, читал с жадностью — в постели
перед сном, в трамвае, в красном уголке цеха во время
обеденного перерыва и даже на улице, на ходу. И чем
больше он читал, тем отчетливее понимал, что все это
незримо влияет на его труд, а труд — это он теперь твер¬
до знал — незыблемая основа жизни, в нем все его успе¬
хи и йеудачи, невзгоды и радости, муки и наслаждения,
в нем его мужество и слава. Рабочий человек обязатель¬
но должен иметь среднее, а то и высшее образование,
чтобы изо дня в день возвышаться в своем труде
Антону было труднее учиться потому, что профессия
его была несравненно тяжелее многих других. И порой
его клонила неодолимая свинцовая усталость, руки без¬
вольно опускались, и он с отчаянием малодушного думал,
что не выдержит такого напряжения, бросит школу.
В такие моменты, страшась принятия окончательных
решений, Антон шел за поддержкой к своему другу Без-
водову или Фирсонову, а чаще — к Фоме Прохоровичу
Полутенину.
Антону нравилось бывать в этой тихой и приветливой
семье. Здесь было уютно и просто, как дома.
Когда-то Фома Прохорович был суровым, иногда да¬
же жестоким человеком, и Марии Филипповне, женщине
кроткой, мягкосердечной, не раз приходилось плакать от
него втихомолку. А молодая невестка Нюша трепетала от
одного его взгляда из-под хмурых бровей. Не боялись
его
для них был добрым дедушкой.
Но после гибели сыновей на войне он круто переме¬
нился. Горе смягчило его, укротило нрав, сблизило с же¬
ной, — он понял, что на свете, кроме нее, нет ближе че¬
ловека.
От старшего сына, жившего отдельно от них; остались
двое детей; от младшего — одна девочка, Оля. Фома
Прохорович все чаще стал замечать, как невестка Нюша,
посадив на колени Оленьку, подолгу сидела в глубокой
задумчивости и печали, шептала, глотая слезы:
— Как будем жить без папы-то?
— С дедом, — отвечала девочка: она не помнила
отца.
Нюша замкнулась, никуда не ходила, после работы,
поужинав, сразу ложилась в постель.
Фома Прохорович долго ходил молчаливый, углуб¬
ленно думая о чем-то, решая какую-то сложную задачу,
и, решив ее, позвал однажды к себе невестку, посадил
возле себя и сказал:
— Вот что, Анна... Хватит тебе слезы лить. Слезами
мужа не вернешь. Ты женщина молодая, из себя видная,
неглупая... Не годится тебе жить так... Невелика радость
с нами, стариками, хороводиться. Выходи-ка ты замуж,
обзаводись семьей...
— Правда, Нюша, правда, милая, — подтвердила
Мария Филипповна.
Фома Прохорович помолчал и прибавил:
— Хочешь, оставайся здесь, комнаты вон какие, не
стесним... Если, конечно, хороший человек попадется.
А хочешь — к нему иди... Ну, а Оленька, внучка, пусть
при нас растет, нам без нее нельзя.
Через год Полутенины выдали невестку замуж, точно
дочь свою, и остались с Оленькой.
Фома Прохорович относился к Антону, как к сыну, —
этот парень, скромный и работящий, пришелся ему по
душе.
Простой, сам не очень грамотный, но мудрый своим
житейским опытом человек, он безошибочно находил пу¬
ти к сердцу Антона. Пожалуй, никто так проникновенно
не произносил великие, но ставшие уже привычными сло¬
ва, как он. Сидя за столом в своей просторной и чистой
квартире, наливая из стакана в блюдце чай, смущенно
покашливая, он вдумчиво и тихо внушал своим мягким и
ласковым баском:
— Ты не забывай, сынок, коммунизм-то уже вот, на
пороге... Он ждет людей честных и работящих и, конеч¬
но, грамотных, знающих... А хорошее-то всегда дается
трудно... с мукой дается. Но ведь ты рабочий, ты дол¬