Широкое течение
Шрифт:
нету моря,
а у любви твоей
и плачем не вымолишь отдых.
Антон прислушался, уловив в этих словах отзвуки
своих чувств и переживаний. Гришоня читал:
Захочет покоя уставший слон (ты, то есть),—
царственный ляжет в опожарепном песке...
Антон
повторил близкие ему, сильные, наполненные страстью
и мукой слова большого и мужественного человека:
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем...
Антон не мог сидеть на месте, принялся ходить по тра¬
ве, закинув руки за голову. Как это верно сказано; кро¬
ме любви твоей, мне мету солнца!.. А без солнца человек
не может жить. Он посмотрел на Гришоню дикими гла¬
зами и засмеялся каким-то странным, счастливым сме¬
хом.
— Гришоня, я еду в Москву. Сейчас же!
Г ришоня вскочил — в трусиках, похожих на юбочку.
— Ты что, очумел?..
— Да! Садись в лодку! — крикнул Антон, разбежал¬
ся, кинулся в воду и поплыл.
Через несколько часов в проулке возле крыльца оста¬
новилась подвода. Сосед Прокофий вынес из избы вещи
Антона и уложил их в телегу. Антон с матерью сошли с
крыльца, — между ними все было обговорено.
— А может, пожил бы уж эту неделю-то, сынок?.. —
сказала мать, печально и просительно взглянула на сына,
хотя понимала, что просить уже поздно.
— Нет, мама. Я поеду. Прости меня, пожалуйста!
Так надо, честное слово!
Мать вздохнула:
— Что ж, поезжай. Если надо, так уж надо...
Гришоня не хотел прощаться с Антоном, осердился,
даже с крыльца не сошел.
— Я ведь знаю, зачем ты едешь. Шальная твоя
голова! — крикнул он отчаянным голосом.
— А знаешь, так помалкивай, — предупредил его
Антон.
Ариша подергала Гришоню за рукав, спросила шопо-
том:
— А она красивая?
— Мне не легче оттого, что она красивая, — ответил
Гришоня чуть не плача и отвернулся. Он не видел, как
подвода выехала из проулка и скрылась за углом.
4
Только в Москве Антон убедился — рвался сюда зря:
Володи Безводова не оказалось в городе, он отдыхал
где-то
вернулся раньше срока, вдруг недосягаемо отдалилась
от него, и он не видел никаких подступов к ней. Два ра¬
за он звошчл к Фирсоновым в надежде застать ее у них,
но к телефону никто не подходил.
Когда же, наконец, явился Безводов и, посвежевший,
приветливо улыбчивый, заглянул к Антону, тот обрадо¬
вался ему, не знал, куда посадить, чем угостить. Несвой¬
ственное оживление и нежность Антона развеселили Без¬
водова, он усмехнулся, подозрительно прищурив черный
лучистый глаз:
— Уж не провинился ли ты передо мной, что так за¬
искиваешь? Где ты оставил Гришоню?
— В деревне.
— А зачем ты приехал? У тебя еще отпуск не кон¬
чился.
— Надоело мне там. Сыт по горло я этим отдыхом,
честное слово!
Антон покраснел, в смущении взъерошил пятерней во¬
лосы, сознался:
— Попросить тебя хочу...
— Ну?
— Позвони Тане.
— Какой?
— Олениной.
Антон отошел к окну. Безводов приблизился к нему и
молча обнял за плечи. Далеко в стороне распласталось
по небу зарево заката, на багряном фоне его отчетливо
вырисовывались очертания пышных, в листве, деревьев,
четкие линии углов и крыш зданий и одиноко возвыша¬
ющегося медно-красного каркаса высотного строения
вдали. Дневной накал жизни медленно остывал, гул
утихал, словно уплывая куда-то.
— Зачем она тебе? — спросил Володя после минут¬
ного молчания.
Антон помедлил, подыскивая ответ:
— Мне надо ее увидеть... Мы уговорились пойти с
ней в театр, честное слово...
Володя все понял:
— Вот оно что... Это твое новое увлечение?
— Нет, это больше...
— Жалею, что не заметил и не предотвратил рань¬
ше этого бедствия, — вздохнул огорченно Володя и, уло¬
вив на себе его горящий, косой и требовательный взгляд,
прибавил открыто: — Нет, Антон, тебе не надо ее видеть.
Поздно... Ни тебе не надо ее видеть, ни ей — тебя.
— Почему? — со страхом спросил Антон.
— Татьяна выходит замуж за Семиёнова.
Антон не пошевелился, будто окаменел, только рука
расстегнула воротничок рубашки и опять опустилась на
подоконник да на щеке взбугрился и затрепетал мускул.
Антон упорно, не мигая, смотрел, как вечерняя мгла за¬
ливала пламя заката и оно постепенно гасло. Вот он, тот
вопрос: «Полюбит ли?..», которого он страшился, встал