Широкое течение
Шрифт:
Иван Матвеевич и, наклонившись, дотронулся до ее
плеча.
— Конечно, вот только -закушу.
Через несколько минут Симиёнов простился, и Алек¬
сей Кузьмич с Таней пошли его провожать.
— Папа, ты придешь сюда? — крикнул отцу Игорек.
Алексей Кузьмич обернулся и наказал:
— Не уходите никуда, я сейчас вернусь.
Елизавета Дмитриевна спустилась к воде мыть посу¬
ду. Оставшись вдвоем, Володя торопливо спросил Ан¬
тона:
—
Тот утвердительно кивнул.
— Ну?
— Я попросил ее не выходить замуж, — проговорил
Антон.
Володя удивился:
— Я тебя серьезно спрашиваю.
— Она обещала, что подождет. Вот и все.
Володя непонимающе пожал плечами: «С ума спятил
парень!» — и пошел помогать Елизавете Дмитриевне.
Утомленный волнениями этого дня, Антон сел на оп¬
летенную корнями землю, обхватил колени, замер. Все
звуки, тревожившие его весь день, отхлынули прочь, без¬
молвие заколдовало лес. От воды потянуло запахом тины
и сырой травы. Солнце, склоняясь ниже, коснулось тем¬
ной зубчатой линии и, точно проткнутое острыми пиками
елей, растеклось вокруг багряными потоками света, и
стволы берез за рекой покраснели, словно внутри них за¬
жглись волшебные светильники. В черной воде реки от¬
ражались облака, будто медленно плыли розовые льдины.
Эпическое спокойствие леса, тишина, багровые потоки
заката, ароматы влажной земли — все это вливалось в
душу Антона, подчеркивало силу его чувств и остроту
мыслей.
Когда он подумал, вернется Таня сюда или, проводив
Семиёнова, останется дома, то улыбнулся: придет она
или нет, это неважно, в будущем все равно они будут
вместе, без нее — он твердо верил в это — не будет у
него удачи, покоя и счастья.
Вскоре вернулся Алексей Кузьмич, собранный, озабо¬
ченный; беспокойство и тревога стерли с его лица добро¬
душную, праздничную улыбку. Хлестнув себя по ноге
прутиком, сломал его, отбросил и, оглянувшись в сумрак,
спросил Антона кратко и отрывисто:
— Где Елизавета Дмитриевна?
— Посуду моет.
—Лиза! — позвал он нетерпеливо.
Из-за берега сначала показался Володя Безводов с
Игорьком на плечах, за ними Елизавета Дмитриевна с
посудой. Она уложила все в корзинку, прикрыла поло¬
тенцем, удовлетворенно распрямилась и сказала:
— Теперь можно домой. Нагулялись. — Взглянув в
каменное лицо мужа, спросила в предчувствии чего-то
недоброго: — Что-нибудь случилось?
За лесом пылал кроваво-красный закат, деревья зло¬
веще оплетались сумерками, над головами, со
рассекая крыльями воздух, пролетела какая-то ночная
птица. Алексей Кузьмич обвел всех строгим взглядом,
выдержал паузу и сказал:
— В Корее началась война, ребята. Вот дела-то ка¬
кие...
Володя подался к нему:
— Откуда вы узнали?
— Сейчас по радио сообщили. Лисынмановцы и аме¬
риканцы из Южной Кореи напали на Северную Корею.
Елизавета Дмитриевна изменилась в лице; она обняла
вдруг примолкнувшего сына й проговорила взволнованно:
— Мы тут играли, песни пели, пили вино... А в это
время где-то дети гибнут, горят дома, льется кровь,.. —
И еще сильнее прижав ребенка к груди, как бы заслоняя
его от опасности, громко, тревожно простонала:—Что
же это будет, Алеша? ..
— Тише, успокойся, — сказал Алексей Кузьмич.—
Борьба будет...
Антон был потрясен этой внезапной вестью. Он сидел
у сосны, явственно представляя себе далекие корейские
селения, объятые пламенем пожара. Он почти видел
скользящие зловещие тени самолетов, точно трауром по¬
крывшие землю, полные ужаса глаза детей, слышал раз¬
дирающее душу завывание пикировщиков, плач женщин
и мужественные лица защитников свободной Кореи.
Над вершинами деревьев неярко и стыдливо замерца¬
ли звезды, и Антон с ощутимой болью вспомнил эти же
звезды, только более крупные, горевшие в черном зимнем
небе, как голубые фонари. Это было в ночь под Новый
год. Он приехал из ремесленного училища домой на
праздник. В углу стояла елка, небогато, но любовно уб¬
ранная руками матери, на самых верхних веточках висе¬
ли три конфетки — для дочки и двух сыновей. Мать
только что зажгла свечки, когда соседская девочка пере¬
дала ей письмо. Это было извещение о гибели отца. Бу¬
мажка затрепетала в ее пальцах. Она прочитала первые
фразы: «...за освобождение Будапешта... с гитлеровскими
разбойниками... смертью героя...», и побледневшее лицо
ее осунулось, постарело, перекосилось судорогой, расши¬
ренные глаза как бы провалились вглубь от невыразимой
муки; открытым ртом беззвучно глотала она воздух
словно не в силах закричать, потом неверными шагами
подвинулась к Антону и, навалившись на его плечо, да¬
вясь слезами, вдруг заголосила отчаянно, истошно, со
щемящей тоской.
— Сироты! — стонала она, медленно вытягивая из
себя хватающие за душу слова. — Нет у вас больше от¬