Шкатулка
Шрифт:
– Куда взлетим? К небесам? – взвизгнул костюмчик сзади? – Что вы нам мозги вкручиваете? – он визжал уже во весь голос отвратительным гомосексульным голосом. – Вы все врете! Вот вы, вы! – он уставился на бедную стюардессу-Олю. – Что вы мне все время врете! В глаза не сморите! Вот скажите мне честно, скажите: что у нас произошло, и когда и куда мы взлетим?
Бедная Оля стояла в ступоре с перепуганным лицом.
– Рот закрой, истеричка – практически в унисон прорычали мы с соседом, вставая со своих мест. – Оставь девчонку в покое, или ты сейчас будешь летать один по взлетному полю!
Пиджак съежился, уткнув голову в колени. Оля благодарно посмотрела на нас, и мы начали опять готовиться к взлету. В очередной раз прослушали правила, как нам правильнее падать и удачнее тонуть. Почему-то только сегодня я понял, что главное, чтобы лампочка под водой загорелась. Между тем, время было позднее, и голодный желудок начал давать о себе знать. И не только урчанием.
– А нас кормить-то собираются? – сосед справа подал жалобный голос. – Ведь больше четырех часов прошло! По закону положено!
– Успокойтесь, сейчас мы будет вам разносить сэндвичи, а потом, в процессе полета, принесем еще.
– А чай? Хоть бы чаю горячего налили? Или кофе? У меня уже желудок замерз! – не унимался сосед.
Несчастная Оля пыталась объяснить моему бестолковому соседу, что при отключенных двигателях горячий чай сделать невозможно, однако, он не унимался и продолжал возмущаться. Короче, Остапа понесло. Хорошо, все-таки, что мы пообедали, екнуло в голове. (Я же предупреждал, что упомяну обед). Однако желудок был с ней уже не согласен. А соседский желудок, судя по всему, был обеда лишен, и уже ничего и никого понимать не хотел. Тут же девочки-стюардесски начали бегать по рядам с неаппетитными коричневыми бутербродами. Пробегая с первой партией мимо соседа, Оля была схвачена соседом за руку, который проревел:
– А мне???! Перепуганная Ольга пыталась от него вырваться, да не тут-то было. Хватка, как и тетка-голодуха были мертвыми.
– Дайте, я сначала детей накормлю! – взмолилась Оля.
– Каких детей! – сосед уже был багрово-бледным от злости и голода.
– Их тут всего-то трое, а вы мимо носите! – с этими словами он силой вырвал у нее бутерброд и начал жадно глотать его с целлофановой оберткой.
– Да подавитесь вы! – Ольга в сердцах кинула ему на кресло еще один и убежала. С жадностью изголодавшегося волка он схватил и второй кусок, сжав его в левой руке, испуганно озираясь, не нападет ли кто.
Тьфу ты, боже мой! Как же может измениться человек, сиюминутно превратившись в животное! Да нет, животное, думаю, вело бы себя приличнее. Вот тебе и коллизии, когда человеческая сущность может проявить себя в неординарных ситуациях! И ведь сейчас не война! Не разруха и не голод! Однако, чувство страха перед неизвестностью и, видимо, вызванный этим ужасом близкой и, возможно, неминуемой смерти, голод могут изуродовать человеческое лицо и душу до неузнаваемости. Как тут не вспомнить Антона Палыча с его красотой человеческой? Да и пес с ним! С соседом, разумеется. Не все же такие, как этот, с буквочкой на грудях и тот, в костюмчике, сзади. Кстати, как он там? Сидит, башку в колени уткнул, даже не жрет. Бздит. Ну, ну. Лучше б он в сортире этот полет отсидел, все ж нам не так противно за последствия.
Между тем, наш везделет выехал на взлетную полосу, движки взревели! Ура! Стоп, я ж Салиму не позвонил! Звоню. Не отвечает! Вот турок! Просил же телефон к уху привязать. – Але! – наконец-то. – Спишь, суслик? Ты где?
– А уже выхожу из дома, - невнятно промямлил Салим.
– Ах ты ж… кочерыжка! Мы уже взлетаем, а ты еще дома?
– Дядя Гена, через полчаса буду, мамой клянусь! – перепугался мой таджик.
– Ну, смотри! Не дай бог, опоздаешь!- настроение мое пропало безвозвратно. Это ж его, паразита, еще и ждать придется в аэропорту! Хотя, сейчас…сколько? 3.50 утра. Дороги свободные. Может, и успеет, паразит.
Быстренько отправил СМС Ингриде с Арвидом, что мы взлетаем и, пожелав им спокойной ночи, отключил телефон и настроил все органы осязания. Самолет с ревом бежал по взлетной полосе. Я оглянулся на нашу могучую кучку. Все были напряжены до предела и, кто мысленно, а кто открыто и исступленно крестились. В животе стало холодно и неуютно. Животный страх пытался захватить остатки моего мужества. Куда бы лучше смотреть? В иллюминатор? Нет, совсем плохо. На лица пассажиров? О! Это точно не то. Закрыл глаза. Но тело уже настолько слилось с сердцем лайнера, что тонко чувствовало любой его толчок и нотку. Вроде, пока не фальшивит. Ввввуххххх!!! – выдохнуло чужое сердце, и я понял, что мы взлетели. Однако радости никто не проявил. Несмотря на то, что летел он, вроде как уверенно, ни один человек даже не сомкнул глаз, тупо уставившись, кто в иллюминатор, а кто в спинку переднего кресла. Так и просидели до посадки. Вроде бы, в полете все немного успокоились, однако, посадка заставила нас поволноваться еще раз. Когда до верхушек деревьев, казалось, можно было дотронуться рукой, самолет стало раскачивать в разные стороны, да так сильно, что мне показалось, что одно неверное движение, и наше крыло срежет лапу ели. Хотя, еще неизвестно, кто кого…. Ну же, выравнивай, командир! И тут произошло чудо. Лайнер вдруг выпрямился по струнке и плавно коснулся земли. Проехав, сколько ему положено, остановился. Все были в каком-то тупом ступоре, когда уже не реагируешь на все, что происходит вокруг тебя. Ты выжат полностью, высохшая мумия, в которой еле теплится жизнь и огоньком свечки – мысль о доме, теплой постели и сне. Мы молча и благодарно кивнули измученным стюардессам и бледному командиру и зашли в автобус. Слов не было.
В аэропорту нас, по-моему, тоже не ждали. А если и ждали, то совсем не в месте высадки пассажиров. Короче, загнали нас опять в какой-то отстойник, где мы по привычке, и простояли еще минут двадцать. Затем все пошло, как обычно. Паспортный контроль, багаж. Кстати, пугали две вещи: это наши изможденные лица и то, не перепутали ли братья-латыши багаж, оставленный в самолете с багажом, выгруженным для «отказников». Наверное, это еще одно чудо в этот день, но ничего такого не произошло.
– Салим, ты где?
– Уже подъехал, дядя Гена, можете выходить.
– Ага, выходить. Ничего, что на улице -27, а я в тоненькой куртенке? Ааааа, ладно, пошли!
Слава богу, Салим не задержался и мы даже не успели замерзнуть.
– Ну, как долетели?
– Лучше и не спрашивай! Поехали уже быстрее домой! И что у тебя постоянно не музыка, а какие-то мусульманские молитвы в машине? Найди что-нибудь нормальное.
Салим послушно крутит ручку настройки. Наконец, слышится более или менее человеческая музыка. Мы с Инной прислушались… и взорвались от смеха! В радиоприемнике тоненько и прилежно Валерия выводила: «Рига – Москва. Сквозь облака»…
Пап
– Пап, а сделай лодочку?
Отец делает «лодочку» из ног, я туда с удовольствием заползаю, ложусь и начинаю грести с нескрываемым удовольствием. Лодочка качается, вокруг плещут волны, надо мной проносятся с криком белые чайки… Я счастлив. Мне, наверное, года 4. Не так уж и часто мне удается застать отца врасплох и в блаженно-добродушном настроении, чтобы он согласился со мной поиграть. Нет, он добрый и как-то очень приятно пахнет. Чем-то очень своим, родным, с этим запахом так спокойно и уверенно и уж абсолютно не хочется вылезать из этой сказки. Пригревшись, я потихоньку засыпаю. Отец очень аккуратно, чтобы не разбудить, переносит меня в кровать, бережно укрывает одеялом и прикрывает дверь. Но, не до конца, чтобы, проснувшись, я не испугался темноты и свет понемногу пробивается в мою комнату.