Школа 1-4
Шрифт:
– Жри, когда дают, - злобно говорит ей Ольга Матвеевна.
– Жри, сволочь. Жри, нажирайся, гадина, набивай пузо. Глотай, гадина. Я сказала тебе глотай. Не хочешь? Не хочешь? А я тебе говорю - жри! Ты же хотела жрать! Ты хотела жрать? Дети всегда хотят жрать! Разве не так? Жри, паскуда, маленькая гадина. Разве блинчики не вкусные? Ты у меня будешь сытой. Ты у меня никогда не скажешь, что нечего было жрать. В глотку влезет, из жопы вылезет. Я тебе дам плеваться! Я тебе дам, я тебе дам, паскуда! Если я говорю тебе жрать, ты будешь у меня жрать!
Катя
– Ну ты глянь, гадина, что ты сделала, - сме?тся Ольга Матвеевна.
– Ноги мне заблевала, дура. Ты мне заблевала ноги. Мне, которая чище неба и светлее солнца. Ну посмотри, свинья. Тебе что надо сделать за это? Отвечай. Не знаешь? Нет, ты просто не хочешь сказать, ты боишься, наглая свинья. Ещ? дать по морде? Дать ещ?? Бь?шь тебя бь?шь, а ума не прибавляется. Как была дурой, так и осталась!
Катя широко открывает глаза, вс? ещ? давясь и кашляет рвотой, руки у не? вс? ещ? связаны, она тупо смотрит на блевоту, расплескавшуюся по половицам и плюснам Ольги Матвеевны.
– Неужели нельзя из тебя ничего сделать?
– вздыхает Ольга Матвеевна, сталкивая Катю со своих коленей.
– Что ты молчишь, говно? Почему не стараешься стать человеком? Стараешься? Гадина! Ну чего завыла, заткнись сейчас же. Это я тебя ещ? слабо ударила. Я тебя, гадина, жалею, я тебя не бью сильно. Поняла? Тебя надо ногами бить, вот так! Дать ещ?? Что пялишься, ну кровь у тебя, никто от крови ещ? не умер, до свадьбы зажив?т. Все ноги уже в синяках, а ума нет. Заткнись, я тебе говорю, а то хуже будет. Вот, руки тебе развязала, вытирай свою мразь. Иди, подтирай. Чего рев?шь? Ещ? дать? Вот и молчи, раз не надо.
Катя, дрожа, убирает рвоту тряпкой в ведро и вытирает Ольге Матвеевне ноги.
– Вед?шь ты себя плохо, - говорит Ольга Матвеевна.
– А ночью ещ?, наверное, в писе колупаешься. Да? Ну что молчишь? Как выть и блевать, так ты можешь. Я вижу по тебе, что ты колупаешься. Посмотри мне в глаза.
– Меня Зина себе лизать заставляет, - призна?тся Катя под пристальным взглядом ледяных глаз.
– Ах вот так, значит. И что же ты ей лижешь?
– Вс?.
– Вс?? Очень мило. Она тебя что, насильно заставляет, она тебя бь?т?
– Она один раз меня била, - говорит Катя.
– И рожей тыкала в то что насрала.
Ольга Матвеевна подходит к Кате, бер?т е? за подбородок и поднимает Катино лицо кверху.
– Рожей - в говно? Прямо в говно?
– Да.
– Очень мило. И ты ей после этого лижешь?
– А что мне делать. Она меня иначе бить будет.
– Ах ты, заинька, дурочка моя, - умильно улыбается Ольга Матвеевна, наклоняется и целует Катю, слизывая у не? с губ остатки рвоты.
– Так ты не хочешь у Зины лизать? Не хочешь?
– Не хочу.
– А она тебе лижет? Только честно.
– Да.
– Очень мило. Очень.
– Нет.
– Честно? Честное пионерское?
– Честное пионерское.
– Значит ты вс? это не хочешь, с Зиной. А со мной? Со мной хочешь? Мне лизать ты будешь?
– Буду.
– А как же тогда твоя Зина? Нельзя одновременно лизать мне и Зине. Я же ревную. Ты знаешь, что такое ревность? Ты, заинька, ещ? не знаешь, что такое ревность. Ревность - это очень, очень страшно. Если я ещ? узнаю, что ты кому-нибудь лижешь, ты знаешь, что будет. Это очень плохо, это хуже всего на свете. Как бы тебя не пугали, чтобы тебе не делали, ты не должна так поступать. Если я только узнаю, немедленно отправишься к крысам. Ты поняла?
– Да, Ольга Матвеевна.
– Смотри мне. Не приведи господь хоть лизн?шь чью-нибудь грязную рожу. Сразу к крысам. А теперь одевайся и вон.
Полоща у колонки ведро, Катя видит в свете ж?лтого фонаря, как Надежда Васильевна, кутаясь в ватник, выводит из барака Зину и они вместе идут к каменному дому, отбрасывая на песок две вытянутые ч?рные тени. Зина ?жится и втягивает кулаки в рукава ватника. Катя вспоминает т?плое, гибкое тело и ей становится жалко Зину, которая ещ? не знает, что е? будут есть в темноте голодные гадкие крысы.
На следующий день Зины нет, и из сарая не разда?тся ни звука, наверное, думает Катя, ей завязали рот, чтобы не орала. К вечеру начинается дождь, который ветер делает косым, капли хлещут в запертые окна класса, где Ольга Матвеевна вед?т урок политической грамоты, горит керосинка, соседка Кати Ира Макова ест украденный в столовой кусок сахара, Катя вс? время пытается согреть одной рукой другую и думает о Зине, сидящей в подполе м?рзлого т?много сарая, под земл?й, босые ноги в крови от укусов. После урока она догоняет Ольгу Матвеевну во дворе. Дождь колет Кате лицо холодными остриями, мешая видеть и дышать.
– Ольга Матвеевна, - задыхаясь от страха, говорит Катя.
– Вы Зину в сарай посадили, к крысам?
– Да, - отвечает Ольга Матвеевна, обернувшись. Вода теч?т по е? лицу, но ей это, похоже, безразлично.
– Отпустите е?, а то она умр?т, - просит Катя.
– Мы больше никогда так не будем. Я вас очень прошу.
– Хорошо. Но сначала мы е? с Надеждой Васильевной накажем, и ты должна будешь на это посмотреть. Жди около сарая, а когда мы прид?м, ты входи за нами. Там есть дверь в подпол, а в двери дырка. Только чтобы никто тебя не видел, и Надежда Васильевна тоже. Поняла?
В сарае темно и сыро. Сквозь отверстие в крыше где-то около одного из углов, теч?т дождевая вода, барабаня по старой канистре. Катя отыскивает в закрывшейся двери дыру и прижимается к ней глазом. За дверью короткая лестница и маленькое помещение, в котором свалены какие-то доски и кирпичи. У стены стоит Зина, которая заметно побледнела за прошедший день, она стучит зубами от холода, пряча руки под ватник. Ольга Матвеевна ставит керосиновую лампу на штабель досок. Надежда Васильевна тоже что-то ставит на пол.