Школа будущего, построенная вместе с детьми
Шрифт:
Я стану участником всех его забав. Я научу его таким новым развлечениям, которые еще более ему понравятся и возбудят его любопытство; игры, вырезывание, иногда рисование, музыка, призма, микроскоп, зажигательное стекло и тысячи других редкостных мелочей позволят мне развлечь и мало-помалу привязать его к новому помещению так, чтобы ему нравилось там больше, чем где бы то ни было.
«Стану участником всех его забав». Какая прекрасная позиция для воспитателя! А далее незаметное для ребенка расширение поля этих занятий. Руссо намечает целую программу таких развлечений, которые не могут не возбудить любопытство.
Я сознаю исключительную трудность такого воспитания: оно хорошо только как целостная система, которой следует твердо придерживаться, если же следовать ей менее строго или изменять отдельным принципам, все сделанное вначале только повредит последующему воспитанию. Нет ничего хуже, чем, начав дело, не довести его до конца.
Вот и Руссо использует термин «система», говоря о своих взглядах. Однако система, которая в философских взглядах необходима, так ли уж хороша в педагогической деятельности? Куда в эту систему поместить самого ребенка? Он что – один из ее элементов? Но ведь он сам по себе система, да еще непознанная и до конца не познаваемая. Он не может не влиять на систему воспитания, изменяя тем самым ее. Как же тогда целостность, о которой печется Руссо? Мне кажется, в подобных случаях нужно придерживаться не системы, а ценностей, вернее, не системы средств, а системы ценностей самого педагога или коллектива воспитателей.
Сегодня уже многие уверены, что излишняя систематичность и научная глубина не самые главные достоинства программ и учебников для подростков. Руссо в своем проекте, кажется, это и имеет в виду. Любознательность и увлеченность пробуждают интерес к систематическому усвоению того, что человек изберет для себя в жизни. Общее образование, по-моему, и состоит в умении удивляться миру, задавать вопросы, искать свое.
При виде изменчивости человеческих дел, при виде того беспокойного и подвижного духа нашего века, который с каждым поколением все перевертывает, можно ли придумать что-либо безрассуднее того метода – так воспитывать ребенка, как будто бы ему не предстоит никогда выходить из своей комнаты, как будто он должен быть беспрестанно окруженным своими людьми?
Жить – это не значит дышать: это значит действовать, это значит пользоваться нашими органами, чувствами, способностями, всеми частями нашего существа, дающими нам сознание нашего бытия. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь.
Казалось бы, в XVIII в., при сохранении сословности и жесткой стратификации общества, стояла задача приобщения человека к стабильному существованию в своей социальной нише. Но уже Руссо пишет о необходимости воспитывать в человеке умение жить в меняющемся мире, в ситуациях неопределенности, сохраняя при этом свою человеческую сущность. Как же это важно в наше время!
Зададимся вопросом, почему столь высокий уровень образования в советской школе не обеспечил высокий уровень умения человека действовать в ситуации неопределенности, обладать профессиональной мобильностью, надеяться на собственные силы, а не на президента и правительство, делать осознанный политический, социальный, нравственный выбор – т. е. не обеспечил всего того, что требует сегодняшняя жизнь и у нас, и на Западе, и на Востоке.
Конечно, не одна школа за все это отвечает, но очевидна вина и школы.
Споры о том, является
Читая Руссо, удивляешься: он бьется над теми же вопросами, над которыми бились задолго до него и будут биться после нас. Поэтому педагогика, вернее, философия образования – не наука, которая знает все про неизвестное, а конечно же искусство, которое в разное время по-разному отвечает на одни и те же вечные вопросы.
Там, где не поможет интернет
Относительно школы трудно делать футуристические прогнозы. Вспомним, сколько за последнее время было идей и планов. Все это провалилось, не оправдалось, рухнуло… Думаю, что нас – школу, учителей – победит современное информационное общество. Победит несомненно, потому что информирующий учитель не может быть интереснее интернета.
Говорят, что естественным следствием всеобщей компьютеризации станет открытое образование (подобно тому как промышленная революция была естественным следствием изобретения парового двигателя).
В чем суть открытого образования? – я учусь тому, чему считаю нужным, в соответствии со своими представлениями о будущем.
Но вряд ли открытое образование, как паровой двигатель, само по миру прошагает. Почему? Во всех развитых странах ребенок обязан ходить в школу. Мало того: ему все время говорят, что именно он должен там делать. Школа таким образом и превращается в закрытое заведение – не потому, что из нее выскочить нельзя, а потому, что у нее есть свои принципы, своя структура, закрытые от ученика. В большом мире все может меняться, а в школе будут изучать то, что изучали – не соприкасаясь с тем большим миром, который ребенку надо осваивать.
Вместо этого детям приходится жить в замкнутом, очерченном, закрытом пространстве школы.
Поэтому мне не кажется, что открытое образование в школе «само пойдет».
К образованию вообще, а к открытому тем более, нужно уметь мотивировать ребенка. Опасно, что почти никто об этом не говорит, хотя сложность задачи возрастает с каждым годом.
По умолчанию будто бы предполагается, что каждый ребенок мотивирован относительно образования. А я вижу новую тенденцию, которой раньше, лет пятнадцать назад, у подростков не было: они не хотят вырастать, не хотят становиться взрослыми. Им и так хорошо.
Что за этим стоит? Многие вещи: может быть, боязнь ответственности, возможно, неудачи пап и мам. Но если человек не хочет вырастать, то откуда у него мотивация к открытому образованию? Если он считает, что образование нужно для того, чтобы армии избежать или независимо от полученной профессии внедриться в какую-нибудь фирму… Зачем ему открытое образование? Он будет добиваться всего, что нужно, в закрытом вузе, в закрытой школе, получать какой-нибудь диплом и вовсе не заботиться о широте своих взглядов.
Другая теневая сторона, конечно, учительская. Если учителю всю жизнь твердили, что он должен нахлобучить на ребенка определенную программу (и он это как-то умеет делать, и его обязывают это делать) – с чего вдруг он возьмется осваивать средства открытого образования, побуждать ребенка к личному отношению? Кто с него за это спросит?
Без определенных действий, без определенных условий ничего не изменится. Школа либо хочет раскрываться миру и детям, либо считает, что это не ее дело: нам бы научить тому, что мы понимаем под содержанием образования.