Школа добродетели
Шрифт:
— Странное слово. Ты имеешь в виду — Трапезная?
— Так Джесс ее называет. Мы в ней отдыхаем.
— Очень милая комната, — сказал Эдвард, глядя на вытянутую в длину неопрятную комнату, уставленную книжными шкафами.
Деревянный пол устилали многочисленные истоптанные ковры, на них стояли низкие кресла, обитые красной потертой кожей, выцветшей и скользкой, с удлиненными сиденьями и наклонными спинками, сделанные специально для длинноногих людей, чтобы они могли удобно развалиться. Тут были и два просевших дивана с потрепанной обивкой, и камин с обгоревшими поленьями и рядом высоких почерневших деревянных
— Она такая замечательная и необыкновенная.
— Тут, конечно, беспорядок, нужно вытереть пыль. У Джесса столько идей, но нам это нравится.
Картина в темной раме чуть покосилась на выцветших обоях с лиственным рисунком. На холсте были изображены две девушки с широко раскрытыми довольными глазами и маленькими обнаженными грудками; они стояли на коленях в каменной нише, поросшей сырым зеленым мхом, где их обнаружил испуганный мальчик. Эдварду не было нужды разглядывать подпись.
— Я никогда не видел картин Джесса, кроме одной репродукции в какой-то газете, я ее уже не помню. Пожалуй, мне не хочется на это смотреть. Они феи?
— Что?
— Они — феи?
— Не знаю, — ответила Илона нейтральным самодовольным тоном.
Так говорят ученые, когда отказываются отвечать на дурацкий вопрос дилетанта. Она поправила картину, протерла ее пальцем.
— А что за фотография у камина?
Илона сняла фотографию с низко вбитого гвоздя и протянула Эдварду.
— Джесс, конечно же.
— Господи Иисусе!
Высокий, худой, похожий на ястреба молодой человек с темными прямыми волосам, подстриженными под горшок, и челкой до самых бровей стоял, прислонившись к дереву, и внимательно смотрел на Эдварда ироническим взглядом. Тот чуть не уронил фотографию и поспешил вернуть ее Илоне.
— Похож на тебя, — сказала она, — только глаза побольше. — Она повесила фотографию на гвоздь. — Старая кухня — это мастерская Беттины. Она у нас плотник. Давай заглянем туда. Все комнаты смежные, коридора нет, и, если Беттина сейчас не работает, мы пройдем напрямик. Там есть еще помещения.
Илона тихо постучала в дверь в дальнем конце комнаты, потом осторожно открыла ее. Из-за ее спины Эдвард увидел Беттину — та одним коленом опиралась на стул, склонясь над чем-то, что лежало на большом деревянном столе. Беттина не обратила на них внимания, и Илона прикрыла дверь.
— Она не любит, когда ее отрывают от дела. Вон та дверь ведет в башню.
Эдвард направился туда, но Илона остановила его.
— Нет-нет, не сейчас. Мы туда не ходим, когда нет Джесса. Но я думаю, он сам с удовольствием покажет тебе башню. А вот эта дверь ведет во двор. Здесь ужасные сквозняки.
Эдвард прошел за Илоной обратно в зал.
— Кстати, вон твои ботинки.
Она показала на ящик перед дверью, и Эдвард увидел там свою обувь. От грязи не осталось и следа, ботинки сияли чистотой.
— Они чистые!
— Я их почистила. Обувь — одна из моих обязанностей.
— Похоже, тебе достается вся грязная работа!
— Да нет. Тут грязной работы на всех хватает.
— Вы такие предприимчивые и умелые — я буду чувствовать себя бесполезным. Писание стихов может сойти за труд?
— Не думаю! У тебя только одни уличные ботинки?
— Да. Я сглупил?
— Можешь взять что-нибудь у Джесса, я тебе подберу. У вас, кажется, один размер.
— Бога ради, не беспокойся! — Эдвард быстро снял тапочки и надел ботинки. — Давай выйдем из дому. Смотри, солнце!
Они вышли из главной двери на мощеную дорожку. Влажные камни зарастали ползучим тимьяном.
Эдвард посмотрел на сестру при ярком утреннем свете. В своем коричневом платье сейчас она казалась еще красивее. Ее волосы золотисто-рыжего цвета были собраны с помощью множества шпилек в нечто неустойчивое, и эта густая грива уже соскользнула ей на шею почти до плеч. Маленький курносый нос покрывали едва заметные веснушки, подбородок был маленький и круглый, кожа на пухленьких румяных щечках прозрачная, как у ребенка. Темно-серые глаза за светлыми ресницами. Встретив взгляд Эдварда, Илона отвернулась, и ее прикрытая волосами шея вспыхнула румянцем. Она неловко и безуспешно разгладила волосы, отчего одна из шпилек упала на землю. Эдвард подобрал ее и протянул Илоне. Девушка почти неслышно рассмеялась, прикрывая рот рукой.
Он вдруг спросил:
— Ты когда-нибудь видела мою мать?
Вопрос этот вовсе не обескуражил ее, и она ответила:
— Нет, в моем детстве она была легендой. Матушка Мэй говорила о ней вчера вечером.
— Вот как!
Эдвард представил себе этот разговор — три женщины сидят за столом, допивая вино из бузины. Чтобы закрыть эту тему, он сказал:
— Так что бы полезного я мог сделать?
— Ничего. Матушка Мэй сказала, что это утро у тебя должно быть свободным.
— Тогда я, пожалуй, прогуляюсь. Пойдешь со мной?
— Нет, я должна работать.
— Я дойду до моря. Оно ведь в той стороне?
— Там сейчас топь, тебе не пройти.
— Тогда я мог бы добраться до того леска.
— Тут почва глинистая и заболоченная. Боюсь, это время года не подходит для прогулок. Ты можешь пройтись по тропинке, а потом вдоль дороги, там очень красиво. Обед в два часа, не опаздывай. Мы с утра много работаем. Как ты спал?
— Отлично. Ни сов, ни лис, ни полтергейстов!
Илона, уже повернувшаяся к двери, остановилась.
— Знаешь, а полтергейсты здесь все-таки есть, это не шутка.
— Да ладно!
— Они существуют. Это не призраки, а химическое явление.
— Я слышал разные истории про них. Возможно, это не только игра воображения или обман. Они, кажется, появляются там, где живут юные девушки?
Эдвард не успел договорить, как почувствовал смущение, но Илона ответила спокойно:
— Да, Беттина считает, что я их притягиваю. Они приходят к юным девушкам и девственницам. Беттина тоже девственница, так что неудивительно, что они здесь появляются. Но они совершенно безобидны. Так, досаждают немного, не больше.