Школа наемников

Глумов Виктор

После ужина Леке наведался к Гаю, но лекарь его не пустил, сказал, что парень спит, ему нужно набираться сил. Видимо, суждено увидеть друга лишь по окончании испытаний.

После отбоя Кир таки заметил, что пустует кровать соседа.

— Слышь, а где Гай? — спросил он у Лекса, отвернув­шегося к стене.

В отличие от легкомысленных сокурсников, Леке го­товился к завтрашнему дню со всей тщательностью и собирался уснуть.

— Не знаю, — буркнул он.

— Да врешь ты! Чё с ним? Струсил небось?

— Если бы струсил, Андреас при всех его опозорил бы, — не выдержал Леке. — Слушай, отлепись, а? Если

так интересно, спроси завтра у Андреаса.

— Да чё те стоит? Ну скажи!

— Дай поспать. Не знаю я.

Придавив голову подушкой, Леке закрыл глаза и по­пытался отрешиться от шума.

Глава 7

НЕТ ВЫХОДА

О

становились у ворот — небольших, едва ли танкер пройдет. Как и положено на выезде — охрана, ка­менные башни дозорных вышек и пулеметные точки.

— Это был мой ученик, — проговорил седой, ста­раясь не смотреть на Артура. — Но я обещал, что ты уйдешь... и ты останешься в живых. Пока что.

Охранники на воротах не обращали на Артура вни­мания, как будто каждый день бывшее «мясо» ходило туда-сюда. Сняли наручники, вручили пистолет, патро­ны и вытолкали за ворота. Обернувшись, Артур прочел во взгляде седого ненависть.

Шагнул вперед, еще шагнул и побрел в сторону до­лины, со всех сторон окруженной скалами. Впереди ма­ячила то ли свалка, то ли деревня. Это не Замок Оме­га, где чисто, здесь почти как дома: каркасы машин, вы­жженная солнцем земля, под ногами перекатываются камни. Живой! На воле! Все еще не веря в удачу, Артур побежал, боясь, что омеговцы передумают, он чувство­вал — они смотрят в спину.

Теперь нужно гдето остановиться и перетянуть ра­ну, кровь еще не свернулась. Вот и подходящий древ­ний самоход, длинный, с множеством пустых окон и ту­пой «мордой». Когда-то самоход был выкрашен в весе­лый голубой цвет, но краска растрескалась, слезла пла­стами, оставшись только на стыке листов и вокруг кле­пок. Внутрь Артур заходить не стал — оттуда несло мо­чой и дерьмом. Рухнул в тень, отдышался, глянул на ра­неную руку: глубокий порез, но вроде не до кости. Стянул пропахшую потом майку, свернул жгутом и об­мотал плечо выше раны. Обработать бы, хотя бы про­мыть, а то еще нагноится.

Заново родился: мысли возвращаются вместе с ощу­щениями. Ноют ушибленные ребра, в ушах звенит, хо­чется пить. Запрокинув голову, Артур рассмеялся. Беле­сое небо, нищета и убогость вокруг — его мир. Что делать дальше, он еще не думал, просто наслаждался сво­бодой.

Придя в себя, осмотрел пистолет: простенький, само­зарядный, в магазине семь патронов, еще десяток дали омеговцы. В деревне можно попытаться обменять бое­припасы на какое-нибудь обеззараживающее средство, а потом... Только сейчас Артур сообразил, что «потом» может не наступить. Он один, всего имущества — мока­сины, штаны да майка, которой руку перевязал. Еще пи­столет, устаревший до Погибели. Дома у него нет, воз­вращаться некуда, да и не доберется: если мутафаги по дороге не задерут, так охотники за головами прибьют или продадут в рабство. В охрану караванов не наймешь­ся: омеговцы под боком, им Артур не конкурент.

Выходов два: побатрачить у землепашцев или при­биться к банде. Первое Артуру нравилось больше, если бы не одно «но». Даже два. Во-первых, заплатят такие гроши,

что даже на куртку нормальную не хватит; во- вторых, хорошо, если наниматель попадется честный и не обманет, а если решит сэкономить? Прирежет но­чью по-тихому и манисам скормит.

А ведь есть еще вариант! Податься в «дикие» наем­ники! Там ни машины, ни оружия не требуется — выда­дут на месте, главное, чтоб здоровый и сильный был. Кормят, поят, крыша над головой, и платят, говорят, не­плохо. Постепенно накопить денег, обрасти знакомст­вами, а потом пойти на вольные хлеба... Не совсем на вольные — под ту же Омегу. Надо будет у местных спро­сить, где люди требуются.

После того как его отпустили, Артур омеговцев да­же зауважал: единственные люди в Пустоши, которые слово держат! Бывает же!

Он двинулся к свалке в приподнятом расположении духа, но чем ближе подходил, тем больше насторажи­вался. Где дорога? Неужели никто не ездит? Слева по­явилась узкая малохоженная тропинка со следом бо­тинка в засохшей грязи. Ни полей, ни пастбища — по­чему местные ничего не выращивают? Вряд ли вблизи замка рискнули обосноваться кетчеры. Задумавшись, Артур споткнулся о покрышку с оплавившейся резиной и выругался.

Солнце, коснувшись скал, похожих на огромную ко­рону, окрасило их алым, побалансировало немного на пиках и начало медленно скатываться — по долине про­тянулись длинные тени, отчего желто-красная земля стала еще ярче.

В сердце Артура поселилось дурное предчувствие.

За сваленные кучей самоходы и неведомые машины Древних он заходить не стал — в гостеприимство мест­ных не верилось. Машины методично стаскивали, долж­но быть, много сезонов, громоздили друг на друга, созда­вая многоэтажные коридоры из взаимопроникающих салонов. Сооружение Артуру чтото смутно напомнило, но без конкретики.

Прокашлявшись, он крикнул:

— Есть кто живой?

— Пррроваливай! — ответили ему надтреснутым го­лосом.

Забубнил, возражая, второй мужчина. Тряпки на ок­нах самохода заколыхались, разъехались в стороны, и из салона высунулась харя, заросшая пегой бородой по самые глаза.

— Чаво тебе?

— Пить есть? — прохрипел Артур.

— Самим мало, проваливай!

— Подожди, — заговорил другой, высунувшись из со­седнего окна. Рожа у него была не лучше: тоже зарос­шая, только борода — черная с проседью, нечесаные патлы сбились в колтуны, один глаз заплыл. — Чё у те­бя есть? Просто так не нальем.

— Меня только что отпустили...

Пегобородый заржал. Было слышно, как он катает­ся по салону и сучит ногами, доносились похрюкивания и возгласы:

— О-о-о! Е-его! Ха-ха-ха! О-о-отпустили! Я сейчас... сейчас лопну!

Не понимая, что он такого смешного ляпнул, Артур поспешил убраться от психов. Такие недолго живут. По­чему они здесь, прямо у ворот замка? Такая хорошая до­лина, можно было ее засеять...

А вот и деревня, точнее ее подобие: вместо домов — ку- зовы грузовиков. Где железо проела ржавчина — заплаты из металла или кожи, окна занавешены грязными, драны­ми тряпками. На порожке ближайшего такого «строения» сидело существо женского пола. Темные волосы не чеса­ны, наверное, сезон, рубашка износилась и выцвела, шор­ты болтаются. Почувствовав на себе взгляд, женщина дер нула острыми коленками, вскинула голову. Да она совсем молодая! Видимо, чемто болеет.