Школа наемников

Глумов Виктор

— Что случилось, мой сла-адкий?

Роман спрятал лицо от света на ее груди и решил еще немного поспать, но не получалось. Мерно сту­чало Иренино сердце, тонкие пальцы перебирали волосы.

— Ты у меня самый лучший, самый-самый, — шепта­ла она.

— Что, лучше, чем... он? — Роман приподнялся так, чтобы столкнуться с ней нос к носу.

— М-м-м, — она закатила глазки, — он самодовольный чурбан, а ты... ты — настоящий. Я счастлива, что все так случилось.

Артурка всегда снимал сливки, у него были лучшие женщины, лучшие манисы, лучшие работники. Артур- ке посчастливилось родиться в

семье Шакала, и Ша­кал сына любил. Им двоим все доставалось слишком просто, можно сказать, даром. Пока Ян надрывался, поднимал хозяйство, Шакал тискал девок да жевал дурь, а сынок его, вместо того чтобы работать, волков гонял и драться учился. Наконец справедливость вос­становлена, Роман вернул то, что по справедливости принадлежит ему, например дом Шакала. Артурка это­го не заслужил.

Иренка вот... Говорит, что и раньше его, Романа, за­приметила, но боялась выразить симпатию. Врет? А, ка­кая разница, Артуркито нет, а девочка умелая и чертов­ски красивая.

— Е-едут! Е-еду-ут! — заорали на дозорной башне.

Роман нехотя отстранился от Ирены, выглянул в ок­но и крикнул:

— Кого несет?

— Омегу! — отозвался Грымза. — Не к себе — сюда катят!

Первая мысль была — к шлюхам. Вот же невезуха, Ян как раз с караваном в Московию уехал, надо вставать, разбираться с военными. Принесла же нелегкая с утра пораньше!

Натянув штаны и чмокнув подружку, Роман рванул к колодцу. Ирена выбежала следом в одной рубахе, едва прикрывающей зад, полила из кувшина — он, отфырки­ваясь, умылся. Два постояльца-задохлика пялились из окна на Иренины длинные ноги.

Обрадованные новостью шлюхи с красными от не­досыпа глазами высыпали на улицу и теперь прихора­шивались, натирали губы свеклой, расчесывали друг другу волосы. Рабочим не было до гостей никакого де­ла. Подумаешь, омеговцы приперлись, эка невидаль!

— Одежду принеси! — скомандовал Роман — Ирена исчезла.

Вернулась она с белоснежной рубахой, помогла одеться, платком вытерла с его шеи воду, поправила жа­тый воротник.

— «Хауду» мне, быстро!

Роман нащупал в кармане брюк портсигар, свернул самокрутку, закурил. Взволнованная Ирена подала «ха- уду», он пристегнул оружие к поясу и принялся с важ­ным видом прохаживаться вдоль постоялого двора. Ко­ни гостей обмахивались хвостами, фыркали; над кучка­ми свежего навоза кружили мухи.

— Грымза, чтоб тебя раскорячило! — взревел новый хозяин фермы.

На дозорной башне затопали по винтовой лестнице, и пред очами рассерженного Романа предстал Грымза в рваной фуфайке.

— Это что? — Роман величественным жестом указал на навоз.

— Д-дерьмо, — пролепетал Грымза и втянул голову в плечи.

— Чего лежит?

— Дык... это... — Грымза шумно почесался.

— Сюда едет Омега, а тут срач! Убрать! Живо!

— Нычка! — взревел Грымза и зашагал к старому са­моходу, где когда-то жил дед с саксофоном.

Оттуда вылетело взъерошенное существо, похожее на больного воробья, Грымза отвесил ему оплеуху, ука­зал на дерьмо и взревел:

— Чего валяется? Убрать! Лодырь, вышвырну на свалку! Дык даже волк побрезгует...

Существо схватило лопату в собственный рост и при­нялось убирать. Замелькали острые локти. Откуда взялось это создание, Роман не знал. И не в курсе был, полоумная

девка это или пацаненок. Существо всегда выползало бли­же к ночи, все время сутулилось, не расчесывалось и не мылось, ухаживало за конями, подметало двор — пользу приносило, и выгнать его рука ни у кого не поднималась, пропадет ведь.

Донесся рев двигателей. Роман не удержался, выгля­нул в щель между створками ворот. К ферме, окутанные оранжевой пылью, приближались два грузовика в со­провождении танкера. Омеговцы, когда не воюют, все время ездят таким составом.

В последний момент Роман сообразил, что негоже хозяину перед гостями пресмыкаться, замахнулся на патлатое существо с криком «Сгинь, не позорь!», забе­жал в дом и прилепился к окну в коридоре.

Отворились ворота, на постоялый двор ввалился це­лый взвод во главе со статным офицером. Лица скрыва­ли шлемы. «Не к добру», — подумал Роман, чувствуя, как начинает частить сердце. Под ногами лейтенанта путал­ся Грымза, сутулился, кланялся. Пора выходить. Так, спину — прямо, смотреть в глаза. Не заискивать, но и не наглеть. Омеговцы зависят от фермеров, как ни крути.

Заведя руки за спину, Роман вразвалку направился к гос­тям. Отец все время так ходит, это солидно смотрится. Офицер снял шлем, размотал бандану, закрывавшую ни­жнюю половину лица, и смерил Романа ничего не выража­ющим взглядом. Совсем щенок, ровесник, может чуть старше, а поди ж ты — офицер! В памяти щелкнуло: ведь рожа у него знакомая! Эти глаза с прищуром и ямку на под­бородке Роман где-то видел раньше. Где?! Волосы светло- русые, с соломенным отливом... Нет, не вспомнить.

— Мне нужно поговорить с Ингваром насчет поста­вок, — сказал офицер приятным баритоном. — Быст­ренько позови хозяина, Денёк.

Ноги вросли в землю, Роман остолбенел. Откуда оме­говец знает его детское прозвище? В его голосе издев­ка или мерещится?

— Ингвара нет, — выдавил из себя Роман.

— А ты здесь каким боком? — Офицер скривился.

— Я тут хозяин. — Роман изо всех сил старался вы­глядеть солидным, но оправдания звучали жалко.

— Ты уверен? — проговорил один из наемников зна­комым голосом и принялся развязывать бандану.

Голос... Пожри их некроз! Роман попятился, по­скользнулся и плюхнулся в свежую кучу навоза. Привя­занные лошади шарахнулись в стороны. Артур смотрел на Денька. Так смотрят на червяка, зажатого между пальцами, и прикидывают, как его лучше насадить на крючок.

* * *

Денёк полз на заднице, размазывая дерьмо по земле, и продолжал ползти, когда уперся в стену, будто пытался сдвинуть бордель с места.

— Там тебе самое место, — ухмыльнулся Артур и не спеша снял автомат.

— Я н-не знал, я н-не хотел... Я т-тебе жизнь спас!

Всю ночь Артур не мог уснуть, представляя момент

встречи. В мечтах он снова и снова расстреливал бывше­го друга, привязывал к лошадям и пускал по Пустоши, оставлял на растерзание панцирным волкам и наслаж­дался его перекошенной рожей. И вот момент истины настал, но исчезла ненависть. Испарилась, как вода под палящим солнцем, обнажив омерзение. Артур понял, что ему не станет легче, если он сейчас вышибет Ромке моз­ги. Друг детства и так уже распрощался с жизнью, выва­лялся в дерьме и небось от страха намочил мотню.