Школа негодяев
Шрифт:
– Все, Роман Иванович! – Сергеев шутливо поднял руки вверх. – Все! Закрыли тему!
– Закрыли, – согласился Шалай. – Я думаю, что пусть эта дрянь открыто по Варшаве ходит, а наш город позорить нечего.
Ага, подумал Михаил, а в Тернополе пусть в генерал-губернаторских креслах сидят! И должность подходящая и, вообще, самое место!
Шалай молча доел тост с мармеладом, поставил на блюдце пустую чашечку из-под кофе и, пожевав губами, спросил:
– Как я понял, ты ненадолго?
Сергеев кивнул.
– От силы на недельку. Тут даже больше от тебя зависит.
– Я не задержу, – пообещал Роман. – Буду рад с тобой еще поболтать, если выдастся минута.
Оценив сказанное, как намек, Сергеев принялся подниматься, но Шалай предупреждающе поднял руку, предлагая собеседнику остаться.
– Погоди, Миша, есть еще разговор… Ты ведь не спешишь?
Можно подумать, что это что-нибудь меняет, подумал Умка и покачал головой. Спешить было действительно некуда. Четвертьчасовой разговор с шефом гетманской СБ практически решил все вопросы. Было уже понятно, что сделка состоится и даже «окно» на обратный путь Шалай ему обеспечит. Негласно обеспечит, без лишних телодвижений – просто в нужный момент пограничники или ПВОшники будут смотреть в другую сторону. А если что-то в отношениях с Шалаем у Сергеева пойдет не так, то… Об этом было лучше не думать. Однокашник мог в любой момент стереть Умку из реальности с той же легкостью, что ребенок смахивает ластиком ошибочно проведенную карандашом линию.
– Для тебя не секрет, что я поддерживаю с некоторыми спецслужбами Империи и Восточной республики неформальные отношения? – начал Шалай и Сергееву показалось, что он делает над собой некоторое усилие. Разговор явно не доставлял шефу контрразведки Конфедерации никакого удовольствия.
– Не секрет, – сказал Умка, не кривя душой.
Отсутствие дипломатических отношений между конфедератами и «восточниками» вовсе не мешало общению профессионалов. Конфедерация не признавала самого факта существования Восточной республики, Восточная республика отрицала существование Конфедерации. Европа, признавшая Конфедерацию в течение суток после ее торопливого провозглашения, до сих пор не могла решить, признавать или нет Восточную республику, признанную Российской (тогда еще) Федерацией в ночь ее образования.
Все было сложно, но для бывших коллег, прочно оккупировавших коридоры власти в силовых структурах, сложностей не существовало. Границы, названия, конституции и хартии были для профессионалов пустым звуком. Никакие выпускники Лиги Плюща не могли сравниться по согласованности действий с воспитанниками школ КГБ СССР – личные взаимоотношения тут играли минимальную роль. Основной упор делался на ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ к клану, и те, кто об этой принадлежности забывал, обычно плохо заканчивали. Сергеев, который когда-то начал играть по собственным правилам, отдавал себе отчет, что не случись Потопа и всего того, что пришло вслед за ним, не измени он в свое время линию поведения, не наладь разорванных некогда отношений с бывшими коллегами и шефами – быть ему изгоем, которому никто не протянет руку помощи. А, скорее всего – быть просто мертвым: возможностей отправить его «под лед» у коллег было навалом. Шалай жил по тем же правилам. Не потому, что хотел, а потому, что иначе жить было нельзя. Во всяком случае, если хочешь выжить.
– Мы провели несколько интернет-конференций в режиме закрытого канала, – продолжил Роман неторопливо. Он достал из настольного хьюмидора [18] сигару и жестом предложил Сергееву угощаться. – Потом мне пришлось слетать в Москву. Невелико удовольствие, особенно когда нужно лететь инкогнито, через Вену. Да и не люблю я бывшую столицу нашей родины. Шумно там. Людей слишком много. Но пришлось. Как сам понимаешь, от таких предложений не отказываются.
– Понимаю, – подтвердил Умка, срезая у сигары кончик. Сигара была настоящая, кубинская. С тех пор, как на Кубу вернулись американцы, кубинские сигары дорогих сортов можно было купить сравнительно свободно. Были бы деньги.
18
Хьюмидор – ящик для хранения сигар при постоянной влажности и температуре.
– Скажи мне, Михаил Александрович, – спросил Шалай, окутываясь облаком сиреневатого дыма. – А тебе в последнее время ничего не показалось странным?
Он хитровато прищурился и в тусклом свете дождливого утра, пробивавшегося сквозь высокие окна в полумрак вельможного кабинета, стал чем-то похож на Мангуста. Сходство было практически неуловимым – некие ускользающие детали: поворот головы, зависшая над подлокотником кресла рука, сжимающая истекающий дымком цилиндр сигары… Потом освещение изменилось, сходство исчезло…
А непонятный вопрос остался.
– Прости, Рома, – спросил Сергеев осторожно. – А что именно должно было привлечь мое внимание? Понимаешь ли, – предварил он вопрос собеседника, – в месте, которое я имею счастье называть своим домом, происходит очень много странных вещей. Например, в прошлом году я видел две вспышки странных, необъяснимых болезней. Тебе докладывали о «мяснике»?
Шалай кивнул.
– Я перепугался по-настоящему, – продолжил Сергеев. – Особенно, когда увидел медведя без шкуры. Он, знаешь ли, очень на человека похож… Я уж подумал, что эта зараза и на людей действует…
– Так она и действует, – спокойно сказал Роман Иванович, внимательно глядя в глаза Умке. – Приблизительно в 20 % случаях заражения.
Сергеев похолодел.
«Мясник» в Зоне совместного влияния поработал один раз, но результаты впечатляли. Михаил до сих пор не мог без ужаса вспоминать освежеванные неизвестно кем туши и тушки лесного зверья, трупы коров и лошадей, лишенных шкуры, напоминавших глянцевые муляжи в анатомическом театре. После сергеевского рассказа Красавицкий долго осматривал его, брал всевозможные анализы и конце концов заявил, что если это вирус или какая другая биологическая гадость, то для человека она, скорее всего, неопасна.
20 % от общего числа зараженных. Один к пяти. Вовсе неплохой расклад. Приходилось работать и при худших.
– Кто-то проводил эксперименты? – спросил Сергеев.
– Какие эксперименты? – вернул вопрос Шалай, недоуменно подняв брови. – Разве я говорил о каких-нибудь экспериментах?
А ведь знает, чертяка, подумал Умка с растущей неприязнью. Знает что-то, но никогда не скажет лишнего. Может, потому что умный. Может, потому, что рыло в пуху по самые уши. Ах, Рома, Рома… Мне бы тебя в дружеские объятия на полчаса да с соответствующими препаратами, сколько интересного ты бы мог рассказать! Но такого расклада не будет. Не потому, что не может быть, а потому, что мне такой расклад не нужен.
– Значит, мне послышалось, – сказал Сергеев, усмехаясь невесело. – Второй случай – водяная лихорадка. Было три вспышки. Но там химия…
– В Госпитале определили? – перебил Шалай.
– Да, – Умка пожал плечами. – Хотя там было много необъяснимых случаев, похожих на заражение биологического характера.
– Расскажешь, – резюмировал Роман Иванович и взмахнул рукой. – Меня интересует не это. Я говорю о …
Он запнулся, очертил кончиком горящей сигары круг и вздохнул тяжело.