Школа террористов
Шрифт:
– Тебе, пожалуй, хватит.
– Послушай, не будь занудой, - рассердилась Альбина.
– Я себя лучше знаю.
– Отобрала у меня графин и налила себе полную рюмку. Выпила без тоста и не пригласив меня.
"Не алкоголичка ли она?
– мелькает подозрение.
– Она и при первой встрече пила коньяк, и на поминках набралась до чертиков... Неужели Андрей не рассмотрел? Или она в самом деле сильно переживает и заглушает тяжкую потерю коньяком?"
– Ты снова расстроилась?
– Поразительная проницательность!
– Мало ли чего тебе хочется... Ты за рулем и ждешь ребенка...
– Рожать я не буду, - сердито обрывает она меня.
– И со ста граммов не опьянею.
– Для ГАИ сто граммов или литр - значения не имеет.
– Тем более... я выпью еще.
– В таком случае я с тобой не поеду.
– Я другого от тебя и не ждала... Летчик - героическая профессия, - с подчеркнутой иронией произнесла она.
– Может, потому тебя и в журналисты перевели?
– Угадала. А ты хочешь героизм свой показать нетрезвой за рулем? Вспомни Андрея.
– Прекрати!
– негодующе воскликнула она.
– Андрей за руль пьяным не садился! Ты знаешь это.
– Медэкспертиза утверждает обратное. И врезаться в столб...
– Я специально подзаводил её, чтобы кое-в-чем разобраться или хотя бы узнать её мнение.
– Медики у нас бездарные, а милиция продажная. Им только бы спихнуть дело, чтобы не осталось нераскрытым.
– И она снова потянулась к графину.
– Лимит твой исчерпан. Злись на меня, считай кем угодно, но больше ты ни грамма не получишь.
– Ну и пей сам, жмотина, - сказала она примирительно.
– Не дай Бог иметь такого мужа.
– Поковыряла вилкой в тарелке и поднялась.
– Схожу ещё раз позвоню. Куда она запропастилась, кукла гуттаперчевая.
И снова её не было минут десять. Я допил коньяк, чтобы не искушать её, доел свою корейку и ещё раз окинул зал изучающим взглядом. Посетителей и вовсе поубавилось. А вот тот вальяжный мужчина с прибалтийской мадонной все ещё бражничали, мило о чем-то беседуя. Я подозвал официанта и попросил счет. От моих командировочных осталось двадцать рублей, на обратный билет не хватит. Придется у кого-то одалживать или просить ребят из редакции, чтобы выслали телеграфом.
Наконец, появилась Альбина. По тому, как шла она по проходу, петляя ногами и грустно улыбаясь, поблескивая своими большущими темно-карими глазами, я догадался, что она ходила не звонить подруге, а в буфет, и изрядно там добавила.
– Теперь можем ехать, и подружка объявилась. Завалимся к ней?
– Завалимся. В другой раз. А теперь пошли.
– Я взял её под руку и, крепко придерживая, чтоб она не качалась (было стыдно за нее), повел к выходу.
– А расплатиться?
– спохватилась она.
– Все в порядке.
– Сколько я тебе должна?
– Много. Не хватит твоих учительских.
– Хватит, - она полезла в сумочку и извлекла оттуда
– Спасибо. Хотя я и не герой, но в альфонсах тоже не ходил. Прибереги для другого.
– Я злился и на себя - за каким чертом согласился идти в кафе?
– и на неё - надралась, как уличная девка, теперь ломай голову как доставить её домой. Оставить в таком состоянии одну - не по-мужски, и мало ли что с ней может случиться, до конца дней потом будет мучить совесть. Решаю поймать такси, а рубиновый её "жигуленок" подождет, пока она протрезвеет. Даже если его угонят, потеря для такой состоятельной семьи небольшая.
Подвожу её к дороге и поднимаю руку, чтобы остановить показавшуюся невдалеке "Волгу" с зеленым огоньком. Альбина хватает меня за руку и спрашивает в недоумении:
– Ты чего это?
– А того, - огрызнулся я.
– Домой доставлю тебя на государственном транспорте.
– Не выйдет!
– Альбина рванулась от меня к своему "жигуленку", стараясь освободить зажатую мною руку. Но я не отпустил, и она осыпала меня бранью на своем языке.
– Чувствуется красноречие педагога, - съязвил я.
– Попрошу перевести, когда протрезвеешь.
– Катись ты! Отпусти, или я кричать буду.
С неё станется. Попробуй потом оправдаться, что не пристава оккупант к молдавской девушке. А из кафе за нами уже наблюдал официант, обслуживавший нас, и та влюбленная парочка, сидевшая в углу и появившаяся теперь у двери. Я отпустил руку Альбины. Она, едва держась на ногах, дошла до своей машины и, достав из сумочки ключ, попыталась открыть дверцу, но никак не могла попасть в замочную скважину. Допустить её за руль было бы не меньшим преступлением, чем толкнуть на самоубийство. А я заказывал коньяк, значит, окажусь виноватым.
Подхожу к ней, отнимаю ключ и, снова взяв под руку, с силой веду к противоположной дверце. Она упирается, и мне не без труда удается втиснуть её на правое сиденье. Сажусь за руль. Чувствую себя абсолютно трезвым и надеюсь на счастливый случай, что не нарвусь на гаишников. А если и нарвусь - не каждого же встречного они останавливают.
– Поехали к Томке, - успокаивается Альбина и виновато прижимается лицом к моему плечу.
– К мамке, - поправляю я.
– Не знал, что у Андрея такая разухабистая невеста.
– Не трогай Андрея!
– Альбина отстранилась и всхлипнула.
– Что ты знаешь о нем и обо мне?... Кто я теперь?.. Мне не хочется жить.
– Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Мне стало её жаль, я обнял её и стал успокаивать.
– Перестань. У тебя все ещё впереди. Андрей был хороший парень, но от судьбы, говорят, не уйдешь... Ты ещё встретишь достойного человека...
– Не надо. С ним оборвалась вся моя надежда. _ Вытерла глаза и умоляюще попросила: - Поедем к Томке. Я хочу напиться и умереть.