Школа. Остаться в живых (сборник)
Шрифт:
— Так слушай. На педсовете обсуждали, как ты совратила своего одноклассника Андрея Сомова. Как ставила над ним сексуальные опыты, издевалась, связывала, заставляла тебя ублажать. Как опаивала его.
Ни лицо, ни голос матери не выражали никаких эмоций. Она говорила равнодушно, безучастно, будто все это — не здесь и не с нами; будто она пересказывает газетную статью. У меня отвисла челюсть.
— Мам, ну это просто смешно… Ты же знаешь…
Она не дала мне договорить.
— Еще не все. Родители Андрея записали его признание на диктофон. На педсовете
И тут — наконец — в моей голове сложилась цепочка. Конечно! Война шла полным ходом, а я, дура, ничего не замечала. Витала в гребаных облаках. Противник не спал — он продумывал удар… Но Андрей — зачем он наплел такую чушь?
Фу какая грязь!
Я рассказала маме все, как было. И про брокколи, и про геометрию, и про свои чувства и даже про девственность. Было стыдно, гадко, но мать требовала подробностей. Я рыдала, задыхалась, время от времени теряла голос и хрипела что-то невнятное. Мать одергивала меня и велела продолжать. Если меня спросят, какие минуты были самыми ужасными в моей жизни, я не задумываясь отвечу — эти.
Когда рассказ подошел к концу, мать обняла меня. Она мне поверила.
— Девочка моя, как же мне тебя жалко… Будем бороться?
Я лежала, зарывшись в одеяло. Оно насквозь пропиталось коктейлем из слез и соплей.
— Ладно, пей, — сказала мать, угощая меня таблеткой феназепама. — Поспи. Утро вечера мудренее.
Утром, как и обещала поговорка, ко мне вернулся разум. И я была способна рассуждать.
Бороться? Я живо представила себе все, что могло из этого выйти. Новые «слушания», публичные признания, поездки в вышестоящие органы, «улики», голосования, насмешки, шепот за спиной и грязь. Полное ведро помоев, которое все это время будет медленно растекаться по моей душе.
Мама сидела на кухне, беспрерывно курила и с досадой говорила о том, что слишком меня распустила, что вела себя недипломатично, что не смогла в нужный момент лизнуть Оксане зад… Жирный целлюлитный зад. Потом она вдруг меняла линию и рвалась в атаку. Материлась. Она не знала, что делать. А я знала.
Я твердо решила, что не вернусь в «болото». Да, я сильная, да, я боец, да, я — за справедливость. Но иногда игра не стоит свеч. И правильней выкинуть белый флаг.
Мы забрали документы.
Больше всего на свете я хотела поскорее забыть об этом кошмаре. Но это получалось плохо. Ко мне через день заезжали девочки. Оказывается, моя история быстро распространилась по всей школе (с чьей подачи — вы понимаете). Не обсуждал мои «подвиги» разве что немой. Школа кишела слухами. Кто-то даже задумал устроить митинг в мою поддержку: с утра на крыльце собрались ребята с транспарантами «Мы за Подгайко», «Правду давай!» и «Секс — друг молодежи». Очень мило. Я растрогалась.
По словам Оли, класс ополчился против Андрея. С ним никто не общался, и он замкнулся в себе. Ходил подавленный, угрюмый. А у Оксаны, как выяснилось, дела шли куда лучше. Ее наградили
Я была надломлена, но не сломлена окончательно и постепенно возвращалась к нормальной жизни.
Меня взяли в другую школу — самую крутую в городе. Директор не стала спрашивать, почему мы пришли за месяц до окончания выпускного класса. Ей было достаточно моих дипломов, наград и отличных оценок.
Моя новая школа была совсем не похожа на предыдущие. С виду она напоминала дворец. Учителя учили, а не воспитывали, называли ребят по имени и на «вы». Мы сами выбирали предметы, могли курить в специально оборудованной курилке и не носить сменку. Здесь не было «детишек» и не было «стада». Здесь были личности. Вы думаете, таких школ не бывает? Бред.
От моих прежних чувств к Андрею не осталось и следа. Он стал мне противен. Но меня все еще мучил один вопрос: что сподвигло его оболгать ту, которую он называл своей любимой? Очень скоро я получила ответ. Достойный ответчика.
Он позвонил. С какого-то левого номера — специально, чтобы я не сбросила вызов.
— Ира, прости меня. Я такой дурак, — это звучало вполне правдоподобно.
Голос Андрея дрожал. Если б я не знала, что он не употребляет наркотики, сказала бы, что он под кайфом.
— Я хочу рассказать тебе все… Послушай, не вешай трубку. Оксана нажаловалась моим предкам, сказала, что я попал под влияние конченой девицы, что ты меня совращаешь, подавляешь, портишь… Ты же их знаешь, они сразу накинулись на меня. Да так, что я сам в это поверил…
Вот, блин, мечта гипнотизера.
— Поверил? А как же любовь?
— Они заморочили мне голову…
— Любовь — не в голове… В сердце, — сумничала я.
— И что, я должен был сказать, что мы встречаемся? Они бы все равно не поняли… Они считают, что рано…
— Они правы.
Молчание. Тягостное, виноватое.
— Ира, я не знал, что Оксана попросила сделать запись. Я не думал, что так выйдет. Прости. Прости! Прости!!!
Все это было как-то не душещипательно. Сердце не екнуло. И бровь не поднялась.
— Счастливо оставаться.
Я уже готова была нажать кнопку «вызов окончен», но он успел:
— Постой! Я все исправлю, я отомщу!
Мне стало смешно. Мальчик, иди лучше супчик ешь — остывает.
— Ну давай.
— Тогда ты простишь меня?
— Конечно. Пока.
Андрей не понял иронии, и на следующий день по электронной почте я получила план мести. Выглядел он солидно — как научный труд. С целями, задачами и даже списком использованной литературы. Малыш решил поиграть в Зорро, точней — в неуловимого мстителя.
Сам план был, так сказать, гениален: развесить вблизи школы и дома Оксаны объявления об оказании интимных услуг — с ее фото, именем и домашним номером. По расчетам Андрея, ей должны были обзвониться все местные озабоченные, тем самым превратив ее жизнь в ад.