Шкура неубитого мужа
Шрифт:
Белобрысый парень подмигнул Маше и направился следом. А за ним телохранители и гудящая толпа. Спустя минуту девочка с Севера стояла совсем одна. Боль сменилась сосущей пустотой под ложечкой. Она чувствовала себя такой жалкой и ничтожной, что хотелось кинуться прочь из этого блистающего мира, забиться в самый тихий и темный угол, чтобы больше никогда не высовываться.
– Если я когда-нибудь стану знаменитой, никогда, никогда я не буду такой! – неожиданно для себя проговорила она.
Александр ликовал. На четвертый день своего пребывания в России ему, кажется, удалось
Случилось это столь внезапно, что потомок Доудсенов, уже сидя на заднем сиденье огромного джипа, никак не мог в это поверить. Конечно, в жизни всякого молодого аристократа бывают дни, ночи, а то и целые недели безудержного веселья, когда толпа подвыпивших гуляк в смокингах с удивлением обнаруживает, что стоит где-то посреди Гайд-парка, причем их макушки нещадно палит солнце. Подобное случалось и с сэром Александром. Особенно в его веселые университетские годы, когда наутро он с трудом вспоминал подробности прошедшей ночи или целой череды дней и ночей, которая по традиции начиналась с университетского кубка по гребле, а кончалась, опять же по обычаю, спустя неделю в полицейском участке. Однако младший Доудсен не смог заслужить репутацию гуляки. Как раз наоборот. После окончания университета он стал степенным гражданином своего круга, о нем поговаривали как о серьезном молодом человеке, прекрасном женихе для любой из великосветских девиц.
И кто бы мог подумать, что стоило этому благовоспитанному сыну своих респектабельных родителей слегка удалиться от родного очага, как он пустится во все тяжкие в компании с громкоголосым мужланом, брюки которого столь постыдно топорщились на коленях, что заслужили бы неодобрительные взгляды представителей куда более низших классов, чем тот, к которому принадлежал сэр Доудсен. Кроме всего прочего, голова Александра постоянно гудела. Он чувствовал себя усталым стариком. И сегодня, всего лишь на четвертый день своего пребывания в России, совершил постыдный поступок – не пошел на работу, а остался лежать в кровати, с трудом превозмогая тяжелые последствия прошедшей ночи. Крутящийся потолок настолько вывел его из себя, что к полудню он набрал лондонский номер своего лечащего врача и спросил у него совета, описав симптомы болезни.
– Гм… – туманно изрек эскулап, внимательно выслушав страдальца, – гм.., гм…
– Я умираю? – с трудом ворочая языком, проблеял в трубку несчастный аристократ.
– В общем-то, признаки печальные… – прогромыхало в трубке. – Цирроз печени, рак поджелудочной железы, язва желудка, непроходимость легочных путей…
Сэр Александр почувствовал, как у него холодеют ноги.
– Всего этого у вас пока нет, – после мучительной паузы изрек лечащий врач. – Но прогнозы мои весьма неутешительны. Вся эта гадость непременно у вас появится, если вы продолжите злоупотреблять спиртными напитками. Сколько вы выпили за последние сутки?
– Я не помню!
– Так-так-так… – скорее всего, доктор горестно покачал головой. – Вот видите, с памятью уже проблемы.
А что будет дальше?
– Не могу знать, я ведь не гадалка! – в отчаянии крикнул перепуганный аристократ.
– Понятно, – прозвучало как приговор.
– Что же мне делать?!
– Сэр Доудсен, вам следует отказаться от алкоголя.
Это
И вообще, откажитесь от жареного, жирного, мясного, соленого, маринованного, вареного и мучного.
– А что же мне употреблять в пищу?
– Э-хо-хо… – вздохнуло медицинское светило. – Да у вас не только с памятью уже… Что ж, я повторю: молоко, творог, сухари. Можно галеты, но не злоупотребляйте. Чек я вышлю на ваше имение в Дебшир, а то вы и не вспомните… Будьте здоровы.
После этого непродолжительного разговора эскулап приобрел сто двадцать фунтов за консультацию, а пациент – нездоровый цвет лица и нервный стресс. Пообедав молоком с сухарями, которые он предварительно высушил в духовке, Александр приготовился к составлению завещания (так, на всякий случай). И в этот судьбоносный для всех родственников семьи Доудсен момент раздался звонок в дверь.
– Н-да.. – Серж оглядел холостяцкую берлогу нынешнего директора Российского филиала транспортной компании «Скорость». – Пустовато у тебя. Неуютно. – Он по-хозяйски заглянул в холодильник и, повернувшись к Александру, скорчил кислую гримасу:
– Что, выпить совсем нечего?
– Я исключил спиртные напитки из своего рациона, – с гордостью Геракла, только что совершившего свой двенадцатый подвиг, заявил молодой аристократ.
Гость расценил это заявление, исходя из собственного опыта:
– Что, хреново?
Александр понурил голову:
– Сегодня мне пришлось обратиться к врачу. Он прописал мне молоко с сухарями.
В соревновании по презрительному фырканью Серж мог бы завоевать золотую медаль.
– Да что они понимают, доктора ваши. Кроме как деньги с больных драть, они вообще ни на что не способны. Был я у одного докторишки в Лондоне. Обожрался устрицами. Похоже, еще и несвежими. Желудок свело, часа три над унитазом висел, как орел над пропастью. Не поверишь, ослаб так, что чуть не нырнул. И знаешь, что сказал мне этот хрен собачий? «Это, – говорит, – у вас возрастное!» И мне пришлось заплатить ему пятьдесят фунтов за прием и еще две тысячи за моральный ущерб.
– Какой же вы ему ущерб нанесли?
– Как это? Он меня, здорового мужика, обозвал дряхлым стариканом. Разве нормальный здоровый мужик такое потерпит? Ну, я и врезал ему промеж очков. И ты знаешь, мне враз полегчало. Даже таблеток пить не пришлось. Вышел из кабинета как огурчик.
Александр почувствовал легкий укол зависти. Он бы с удовольствием «врезал кому-нибудь промеж очков», если бы это хоть на йоту уменьшило его страдания Он с интересом посмотрел на гостя, но тут же отмел от себя нездоровую мысль, приписав ее синдрому начинающейся болезни.
– И что, так и будешь дурить с молоком? – Серж с силой захлопнул холодильник. – Знаешь ли ты, дорогой мой друг, что нет лучшего средства от похмелья, чем бутылочка пива.
Теперь сэр Доудсен взглянул на него с нескрываемым ужасом. Ему вдруг показалось, что на макушке дородного посетителя стали отчетливо видны рога Вельзевула. Александр гордо вскинул голову, вспомнив о предках, славящихся своим несгибаемым духом.
– Тю… – протянул Бобров. – Да ты еще и упрямый к тому же! Ладно, подыхай, если хочешь. Пойдем хоть кофе выпьем.