Шкура неубитого мужа

Михалева Анна Валентиновна

– Вполне возможно, вам будет интересно узнать, что я не слишком тороплюсь, – тактично заметил он.

– Ха! А я так очень! – шофер хохотнул. – У нас время – деньги. Знаешь такую поговорку?

Они миновали турникет стоянки и, повернув налево, как-то сразу углубились в темноту.

«Странно», – подумал младший Доудсен.

Впрочем, он был не из тех, кто скрывал интересующие его аспекты дела, если их мог разрешить находившийся рядом человек.

– Прошу прощения, – обратился он к водителю. – Но в Москву, если следовать указателю, надо было ехать прямо. По хорошо

освещенной трассе.

– Вот умник, – неприятный усач опять хохотнул. – У нас только дураки по этой дороге ездят. Далеко и дорого. И долго, везде пропускные пункты понаставили. Да, – тут он от безнадежности махнул рукой, – чо тебе объяснять-то. Все равно не поймешь. По этой дороге короче, и баста.

Тем временем машина миновала редкие световые островки. Где-то далеко еще виднелись огни Шереметьева-2, но они были настолько далеки, что уже казались чем-то не вполне реальным.

– Прошу прощения. – Александр нервно озирался по сторонам. – Вы хорошо уяснили, что мне нужно именно в Москву? Не на Бородинское поле, ни на Марсово и ни на Поле Чудес, а именно в Москву.

– Вот чудак. Заладил, как три сестры: в Москву, в Москву! Будет тебе Москва, – несколько возмущенно проворчал косоглазый шофер.

– Вы любите Чехова? – удивился младший Доудсен.

– Оскорбляешь! – неожиданно обиделся усатый. – Я те не гомик какой-то. Никакого Чехова знать не знаю.

Не встречался ни разу. Я ваще баб люблю.

– Хм… Но вы цитировали… – озадачился наследник древнего рода. – Я подумал, что вы хорошо знакомы с творчеством этого писателя. Простите за мой русский.

Он требует некоторой практики.

– Писателя! Да это присказка такая у нашего босса.

– Он, видно, начитанный человек…

– Да, башковитый. Тем и живет. Если б не его мозги, то сидеть бы нам всем в выгребной яме под деревней Большие Писецы.

Из всего сказанного Александр понял лишь то, что босс шофера вполне устраивает. Однако речь этого усача ему не понравилась. Не ожидал он найти русский язык в таком упадке. Сколько лет он просидел в отцовской библиотеке, пытаясь найти ответ на вечные вопросы Чернышевского и Добролюбова, разгадывая тайны рифм Пушкина и глобальный смысл каждого предложения Толстого. И зачем, спрашивается? Уже второй встреченный им носитель «великого и могучего» языка выражается таким образом, что у вышеуказанных деятелей словесности давно бы животы с досады скрутило.

– Прошу прощения, – отпрыск знатнейшего рода решил не думать над тем, что приводило его в столь огорченное состояние, и поменял тему:

– Долго ли нам еще ехать?

– Ась? – водитель вдруг усмехнулся и радостно сообщил:

– Да мы уже приехали!

– Приехали?! – искренне удивился сэр Доудсен, пялясь в ночную мглу.

Не успел он как следует осознать, что происходит, как шофер резко притормозил у обочины. В это же мгновение из тьмы к машине метнулись два серых призрака и, резко распахнув обе задние двери, преобразились в двух типов неприятного вида, кои и зажали между собой несчастного аристократа.

– П-прошу п-прощения… – пролепетал тот.

– В тесноте, да не в обиде, – хохотнул левый бывший призрак –

мужик средних лет, всем своим видом напоминавший сильно удивленную треску.

– Ну-кася, кто тут у нас? – Правый бывший призрак оказался рыжим парнем в круглых очках. Ни дать ни взять деревенский пастушок. Именно таких, словно по высшему указанию, изображали все художники в учебниках по русской грамматике. Только очков на рисованных мальчишках не было.

– П-потрудитесь объяснить, в чем дело, – потребовал Александр.

Впрочем, он уже прекрасно понял, что случилось, – его внезапно атаковали и теперь собирались ограбить.

Дальнейшая же его перспектива в аспекте новой встречи представлялась ему весьма неприятной. Вполне возможно, после ограбления эти трое решат его прибить.

Противозаконные акты, совершенные над личностью, молодой Доудсен не одобрял. Если учесть, что противозаконный акт собирались совершить над его личностью, несомненно, ему дорогой, то можно понять, насколько сильно восстало все его существо против этого. Его пальцы лихорадочно отвинчивали набалдашник трости – его единственное оружие. Конечно, он пожалел, что не взял в дальнюю дорогу револьвер. Но что толку тосковать по несбыточному – в самолет его даже с тростью пускать не желали. Спас лишь билет первого класса. Летел бы в экономическом, пришлось бы отослать трость домой.

– Ты только послушай этого олуха, как девка прям! – совсем некстати воскликнул тот, кто походил на удивленную треску.

Сэр Доудсен покраснел от возмутительного сравнения и осторожно снял с левой руки кожаную перчатку.

– Молчи, смерд! – хохотнул рыжий и в доказательство, что он обратился именно к Александру, сунул ему кулак под нос.

– Чего, прям тут обыщем? – деловито вопросил косой водитель. – Глушить будем?

– Господа, – ровным голосом, чтобы не выдать бушевавших в нем эмоций, обратился к новым знакомым молодой аристократ. – Не будете ли вы столь любезны обозначить мне суть вашей проблемы…

– Нашей проблемы?! – перебил его рыжий, и все трое дружно загоготали.

При этом тот, кто сильно смахивал на треску, пару раз двинул его кулаком в бок. Его явно дружеский жест оказался весьма ощутимым. Александр стиснул зубы, чтобы не застонать от боли, и от всей души возблагодарил небеса, пославшие его в Россию к началу зимы, что побудило его надеть пальто из плотной ткани.

– Нашей проблемы! – всхлипнул шофер и смахнул со щеки слезинку. – Ох, юморист!

Александр решил продолжить разговор:

– И все-таки, господа.., вполне возможно, вы желаете получить от меня всю мою наличность. Я с удовольствием вам ее предоставлю. К сожалению, у меня ее не так много, поскольку большую часть отпущенных мне средств я привык держать на карте…

– О ,о наличности забормотал! – обрадовался трескообразный и снова пихнул Александра в бок – Братец, да мы у тебя и наличность возьмем, и пальто твое, и даже шляпу. Понял?!

Сэр Доудсен в очередной раз ощутил боль в правом боку. Впрочем, это уже не было для него неожиданностью, а потому он смирился с неприятным побочным эффектом общения с правым оппонентом.