Шлепок гнева
Шрифт:
Естественно, что к братьям-оркам время от времени подкатывали те, кто хотел поразнюхать насчет их бабули, и те, в зависимости от опасности собеседника, трепались либо за деньги, либо даром. Сама старшая родственница их на это и настропалила, хотя знали они немногое. Из даже по молодости пару раз похищали с целью что-то у орчихи выведать, но ничем хорошим это для похитителей не кончилось, а самим орчатам, ставшим свидетелями бабкиных расправ, захотелось жить от неё как можно дальше и, быть может, сделать пластическую операцию в эльфов. В общем, осадочек у них на всю жизнь остался.
Тем не менее,
— Трое таких было, вампир, — чуть более худой Дреклин вспоминал быстрее брата, — Один эльф или полуэльф, мы его рожу хорошо изучили. Не он точно. Жил за три станции от нас, чудак этот, говорят, в почте работал. Всё пытался за смешные деньги какое-то заклинание купить. Когда бабка померла, он тут же прибежал, говорит «вам не надо, хоть мне отдайте, всю жизнь волшебником стать хотел!». Смешной, жалкий. Другие… ладно, тебе можно. Короче, перекупы к нам тоже подкатывали. Отсюда, из Омниполиса. Очень серьезные ребята, из Золотого Приплода. Слышал о таком? Да, оно самое. Вот там все хуже было, нас даже пару раз побили, потом извинялись. А после её смерти снова заглянули. Мы им — мол, ведите мастера этой вашей тауматургии, мы котов за так отдадим, лишь найдите. Пообещали, но не явились…
— Вот ты болтун, — Клайнтайк оборвал брата, — Это человек тот. Точно человек!
Человек к ним приходил, по словам толстого орка, трижды. Первый раз года за полтора до смерти Роксоланы. Вежливый, спокойный, сразу предложил денег, причем чисто за время, а не за сведения. Проболтали они тогда часа два. Клантайку этот седой запомнился тем, что почти ничего не спрашивал «платного», и не пытался это самое вызнать нахаляву, даже о самой Роксолане не особо спрашивал. Интересовался её болотом, сильно. Назвался ученым. Ему, конечно, не поверили, но деньги не пахнут. Во второй раз явился уже с бабой, моложавой и очень красивой, блондинистой, полуэльфийкой. Братья на неё отвлекались постоянно, а она все лыбилась и молчала.
— А в третий раз он приперся с целой компанией, через неделю, как Роксолану под землю спрятали, — сделав паузу, выдал Клонтайк, — Нанимать нас проводниками по болотам. Говорил, раз ведьма померла, значит болото ничейное, а им надо в нем по каким-то научным надобностям покопаться, пока новый колдун не завелся. Хорошие деньги предлагал, но мы отказались. Настаивать не стал, но еще посулил, если расскажем, какие опасные или заколдованные места там есть. Я у виска пальцем покрутил, мол, мы совсем дебилы там ходить? Тропку к дому бабке знаем, век бы не знать. Мол, ты чего, человече, думаешь, если б знали, не пошли бы — ты за полдня как за месяц предлагаешь!
— Вот он и свалил, — вновь вмешался болтливый Дреклин, а потом осекшись, прищурился, — Погоди, а ведь четвертый раз был!
— Когда? — непонимающе заморгал брат, поворачиваясь к нему.
— Ну, не совсем был, — поправился тот, — Нам звонила соседка с недельку назад, бывшая. Говорила, что какой-то человек нас ищет. Седой, худой, коротко стриженный. Бешеный, говорила, какой-то, испуганный. Много ты человеков видал седых и стриженных?
— Ну наш-то спокойный был, — справедливо возмутился брат, — Хоть и болтливый.
— Я вам сейчас яйца обоим отрежу! — справедливо
— Конрад! Мы же стараемся!
— Вы вспомнили какого-то мужика — это хорошо, — глубоко вздохнув, я попытался отрешиться от чувства утекающего времени, — Что он был с шоблой, которая хотела по болотам пошариться — это тоже хорошо. То, что он жив и искал вас недавно, опять-таки замечательно. Есть ниточка, только она в пустоте болтается. Этот стриженный говорил что-то?
— Да он постоянно говорил! — возмутился Клонтайк, — Мы пару раз реально чуть не проговорились, забалтывал!
— О себе он что-то говорил?! — натурально оскалился я, негодуя на недостаток мозгового наполнителя у орков, — Как мне его найти?!
Братья помолчали, переглядываясь и морща лбы.
— Может, его баба знает! — просветлела морда у Дреклина, — А где баба живет, знает Клонтайк! Он к ней приезжал пару раз, драл её!
— Чего? — натурально офонарел я.
— Ну, пока вот ему на уши тот седой приседал, я с бабой заболтался… — внезапно засмущался толстый, — А потом туда-сюда… В общем, как-то так. Но чёто она меня не очень вставила поначалу. Дочку выгоняла на улицу, перед тем как меня пускать. Шоб, значит, не видела и не слышала. Я такое не люблю. Это расизм. Потом на гостевой хате шпилились…
— Давай адрес, — скрежетнул я зубами, проклиная в душе всю тугодумскую зеленую братию и все межполовые интересы этого долбанного города. Вот чего всех тянет на разное?! Особенно насчет волчеров не пойму, это же собака огромная, двуногая, пахнет псиной, пасть жуткая с зубищами, да и сам инструмент… брр… а нет, куча девок на волчеров вешалась, вешается и будет вешаться. Ладно, кто-то скажет, ты вообще вампир, но я-то гораздо более человекообразен! Особенно под иллюзией.
Ниточка была тонкая, надежда зыбкая, но, кроме этого, не было ничего. Шансы, что именно «седой стриженный» подломил тайник ведьмы, были небольшими, шансы, что спустя год книги орчихи у него были ниже плинтуса, только что еще оставалось?
Через час с небольшим я с котами стоял перед хорошо знакомой мне квартирой Виолики Радиган, медленно обтекая с собственной тупости. Что мешало спросить имя «стриженого»?! Что мешало спросить имя «блондинки»?! Не трахал же этот жирдяй её безымянную!!!
Я нашел след канадиумцев.
«Седой стриженый» — пастор, блондинка — мать Виолики! Вот кто обнес тайник Роксоланы! А затем, спустя год, они вернулись из-за проблем с гримуаром чернокнижника, видимо, в поисках преемника ведьмы, который мог поселиться на её месте! Вот почему Эммануил Заккери был «бешеным»! Его клюют в мозг мертвецы!
— У тебя осталось двенадцать часов, — сообщила застывшему на лестничной клетке мне дохлая Роксолана. Сейчас, чтобы расположить правильно весьма немалых размеров призрака, коты были вынуждены спуститься на площадку ниже, поэтому выглядывающая снизу орчиха не выглядела такой уж угрожающей, а скорее напоминала сварливую соседку.
— Ага, спасибо, — растерянно кивнул я глюкограмме, думая о том, как сейчас буду нестись назад к братьям-оркам и выбивать из них всё и даже больше. Видимо, даже подраться придётся, рассеянно подумал я, уверенный, что те бандюги-орки нашли себе теплого чайку, и вернулись.