Шок и трепет 1978
Шрифт:
— Васин! Васин!! Васин, где ты, мать твою, бродишь?! И что ты тут, мать его, делаешь?!?!?!
— Как это, что делаю, товарищ Кравцов?! Служу, конечно! — снизошёл я до ответа и отвернулся.
Стоять и смотреть в другую сторону было невыносимо сложно. Всё время хотелось повернуться и посмотреть, кто ещё находится в автомобилях. Но я стоически держал себя в руках, показывая всем, что я обижен на весь белый свет. И не только потому, что я увидел фактически родного человека тут — на чужбине. Но и потому что
— Васин! Васин!! Васин, мать твою за ногу!!! — орал он как потерпевший. — Живой! Живой!!
— Живой, — согласился я, вытирая скупую пионерскую слезу.
— Васин! Васин!! — не мог остановиться Кравцов, не переставая обнимать меня.
Все военные, которые были в автомобилях и на КПП вывалили на улицу, окружив нас, разинув рты, стояли и наблюдали долгожданную встречу семейства Кравцовых.
В какой-то момент, мне стало несколько неудобно и я, стараясь отодвинуть комитетчика от себя, прокричал обалдевшему командиру части:
— Товарищ полковник, может быть, Вы прикажите, принести товарищу Кравцову воды?! Вы же видите, у человека истерика.
— Воды? — прокашлялся тот, то ли отдав приказ, то ли просто сказав в прострации и, чуть вытянув шею вперёд, аккуратно поинтересовался: — А он, что, Ваш родственник?
От резкого перехода на «вы», несколько покоробило.
«Ага, знает, что Кравцов комитетчик, и, думая, что я его родственник, тыкать перестал. Ясненько. Интересно, а был бы этот настоящий Кравцов токарем или слесарем, то тыкать тогда мне всё ещё можно было и дальше? Лизоблюды и приспособленцы!» — отметил я, поморщившись, но на поставленный вопрос ответил:
— Фактически, этот рыдающий гражданин, мой брат близнец.
Такой неожиданный поворот внёс в ряды присутствующих долю смятения, которая не обошла стороной и командира части полковника Зайцева.
Тот еле-еле слышно вздохнул и, вероятно, набравшись смелости, сделал шаг в нашу сторону, и негромко спросил:
— А почему он называет Вас Васиным?!
— Привычка, — ответил я, и погладил рыдающего полковника по голове. — Он меня с детства так называет. Васин я для него и всё тут. Васин…
А тот, услышав заветное слово, зарыдал ещё больше.
— Васин!!
Вдоволь наобнимавшись и успокоившись, наконец, прошли в кабинет к Зайцеву.
Кравцов, стоит отдать ему должное, успокоился довольно быстро. Мы и порог кабинета переступить не успели. Слабость свою он объяснил тем, что уже начал считать меня умершим. Сейчас же, увидев, что ничего страшного со мной не произошло, взял себя в руки. За поведение своё извинился и, присев, сразу же перешёл к расспросам.
Пришлось рассказать свою историю с самого начала — и про военкомат, и про поезд, и про казарму.
«Те, кто в курсе и так сообразят, а остальным такие страсти знать и не надо».
Историю же своих удивительных приключений я закончил так:
— Очнулся на берегу. Сориентировался на местности и побежал к нам в часть. Всё.
Полковника Зайцева, как мне показалось, моя история вполне удовлетворила. А вот хитрый Кравцов остался не доволен рассказом, и поэтому неожиданно задал провокационный, и можно сказать, заставший меня врасплох, вопрос:
— Скажи, Васин, а как ты на местности-то сориентировался?
«Вот же гад какой. Видит же, что тут посторонние. Так, нет, провоцирует», — с негодованием посмотрел я на комитетчика и выдал истинную правду (разумеется, в кавычках):
— По звёздам, естественно, сориентировался! По звёздам… — и чтобы сомнений больше ни у кого никаких не было, добавил: — Ты же сам, Михаил Алексеевич, учил меня астрономии.
Командир части перевёл взгляд на прыснувшего комитетчика, а уже через пару секунд впал в ступор, увидев как мой «липовый родственник» начинает ржать.
«Да, зрелище не для слабонервных. Давно я такого ржания не слышал», — ухмыльнулся я, обратив внимание на полностью деморализованного хозяина кабинета.
Оно и понятно. Я человек привычный. А вот человеку не сведущему в ржании, такой вот, с позволения сказать, смех, в голове ассоциируется не с весельем, а с приступом маниакальной шизофрении.
Но всё же Зайцев, к счастью, достойно выдержал испытание и даже остался стоять на ногах, лишь немного побледнев.
А Кравцов же тем временем, неожиданно прекратив, с позволения сказать — веселье, спросил меня прямо в лоб:
— Ты почему никому не позвонил и не рассказал, что с тобой приключилось?
— Я до последнего момента думал, что всё это спецоперация, — ответил я, пожав плечами.
— Что за чушь?!
— А почему чушь? Фамилии-то совпадали. И Петров, и Кравцов, и даже, как потом стало ясно, у нас в призыве оказался Лебедев… Так что, как говорится: сам Бог велел поверить.
— Н-да, напридумывал ты себе, — произнёс Кравцов, быстро глянул на военного полковника и, вспомнив, что мы не одни, решил закончить эту тему: — Ладно, об этом потом поговорим. А сейчас мне нужно связаться с Москвой.
При этих словах командир части встал и, побелев ещё больше, поправил галстук.
Ну, а я сказал то, что от меня не ожидали — ни они, ни тем более я:
— Не надо никуда звонить!
— Как? Почему?
— А потому — не надо и всё! Не хочу никого ни видеть, ни слышать.