Шок и трепет 1978
Шрифт:
— Сейчас следствие идёт. Устанавливаются все детали произошедшего. Но уже ясно, что при эвакуации, которая началась после задымления, все призывники, когда оказались на улице, разбрелись кто куда. Часть уже нашли, но другая их часть где-то всё ещё бродит. Дело осложняется тем, что архив при пожаре сгорел. Именно этим, в том числе, объясняется тот факт, что Саша оказался тут под чужой фамилией. Настоящий же Кравцов пока не найден. Есть информация, что он уехал к родственникам в Иркутск, — Петров посмотрел на КГБшника и спросил: — У тебя, случаем, там
— В Иркутске? Э-э, есть, — неожиданно ответил Кравцов. — Троюродный младший брат с семьёй живёт.
— Так может этот Иннокентий Кравцов родственник твоему брату? Сын, например?
— Да нет. Нет у него такого сына. У него две дочери. Елизавета и Марина.
— А у них есть сыновья.
— У одной нет. А у другой, хоть и разведена, есть малыши — Кешка и Машка. Но они маленькие, — ответил комитетчик, в который уже раз за свою жизнь пожалев, что у него нет ни сыновей, ни внуков. Кроме Васина конечно.
Генерал-майор с другими коллегами задумались над словами моего куратора, а я, понимая, что кто-то что-то не понимает, аккуратно поинтересовался:
— А вот твой внук Кешка, дядя Лёша, не может случайно быть Иннокентием? Насколько он маленький?
От такого невиданного откровения все военные впали в ступор.
Минуту они обдумывали сие открытие, а затем генерал спросил Кравцова:
— Полковник, а ты давно своих троюродных внуков видел? Может они выросли уже?
— Гм, может, — задумчиво кивнул тот. — Они близнецы. Пятьдесят девятого года рождения.
— Погоди, тогда, что получается? Ему девятнадцать, или восемнадцать? Так? Тогда он может быть пригоден.
— Может. Только не может.
— Не понял. Поясни, — потребовал генерал.
— Так призыв же из Москвы был. А мои в Иркутске живут. Как он мог в Москве-то оказаться? — словно бы оправдываясь, пояснил комитетчик.
— Так может они переехали сюда? Вот и прописку сменили.
— Я, признаться, давно с ними не общался. Уже года три. Всё как-то не складывалось встретиться, — обалдел тот и встал. — Я сейчас же поеду в Мурманск и позвоню в Иркутск. У меня номер есть.
— Отставить, — махнул рукой Петров. — Потом позвонишь. Садись. Сейчас давай мы с Васиным разберёмся, а потом с Кешкой твоим. Итак, — генерал посмотрел на меня, — раз ты тут не числишься, но был призван, значит, мы тебя сюда по документам переведём — это первое. Кравцова младшего, — он покосился на КГБшника, — не важно, родственник он или нет, когда тот появится, переведём в Москву. Там будет служить — под присмотром. Это второе. Что же касается тебя, Васин…
— То я живу и работаю здесь! — нарушив всякую субординацию, не культурно перебил я старшего по званию.
— Но как? Тут же нет всего необходимого, — влез в разговор замминистра, очевидно окончательно въехав в мою идею.
— Есть свет, вода и еда. И это главное. А остальное — мелочи. Всё можно сюда привезти.
— Ну, киноаппаратуру — это понятно. А актёров куда девать? В казармах расселить?
— А почему бы и нет? Я, например,
— Ха, это ясно, — усмехнулся тот, задумчиво покачав головой. А потом сделался более серьёзным и продолжил: — Но ты не сможешь снять в этих условиях так, как это сможешь сделать на «Мосфильм» или на нашей новой киностудии «Знамя мира».
— А её строительство разве уже закончилось? Её уже сдали в эксплуатацию? Приняли?
— И сдали, и приняли! Вот! Специально тебе привёз почитать.
С этими словами Мячиков вытащил из портфеля свёрнутую вдвое газету, развернул её, чуть разгладил ладонью и протянул мне.
— Сегодняшний утренний выпуск.
Газета называлась «Труд». Заголовок её второй полосы гласил: «Советская киношкола делает ещё один шаг вперёд!»
Чёрно-белая фотография зданий и всё той же спасённой мной трубы, говорила о том, что строительные леса, коими были опоясаны строения, когда я их видел в последний раз, убраны, а значит ремонт, реконструкция и модернизация автобазы и кирпичного завода, после которых весь ансамбль строений стал киностудией, закончены. В статье же, которую я быстренько пробежал глазами, говорилось о том же самом.
Построили, сдали, открыли. Мячиков утверждён генеральным директором новой киностудии. В общем, все счастливы.
Я, собственно, как только начал читать, тоже обрадовался. Моё детище, наконец, ожило. И суть этого проекта была не в том, чтобы появилась ещё одно предприятие по изготовке фильмов. Отнюдь. Таких предприятий в СССР этого времени много. Так что одним больше, одним меньше, это ни как бы, по большому счёту, не сказалось бы на жизни страны. Но радость моя заключалось в другом. Ведь в данном случае, наше новое предприятие отличалось от других киностудий как минимум двумя важными особенностями.
Во-первых, в ней должны будут снимать свои фильмы, и воплощать идеи только те режиссеры, которые выиграли режиссёрский конкурс. А значит, качество картин заметно улучшится. И улучшаться будет с каждым годом, ведь есть же решение Совета Министров СССР, чтобы режиссёрские конкурсы проводились ежегодно и призом для финалистов будет трёхлетний контракт с новой киностудией.
А во-вторых, в одном из корпусов должен быть расположен отдел по специальным эффектам, который будет в себя включать и отдел по компьютерной визуализации.
Вот на него и я, и весь наш советский кинопром возлагали большие надежды. Товарищ американский режиссёр, в очередной раз, выйдя из лечебницы, вроде бы передал уже полную техническую документацию и выделил специалистов для обучения наших инженеров. Так что я очень надеялся на то, что компьютерный отдел уже может полноценно функционировать. У меня на него были большие планы.
Эта новость была самой важной и радостной для меня.
Но, к сожалению, счастье от осознания новых, невиданных до этого в нашей стране, перспектив, было не долгим. А всё потому, что я прочитал эпилог большой статьи. А в нём говорилось: