Шоколадница и маркиз
Шрифт:
Сорбир саркастично улыбнулся:
– Это правда, но лишь отчасти. Сейчас, когда проклятие снято, я не смогу его почуять, никто не может.
– Снято? То есть, простите… Чисто умозрительно, если бы я узнала о нем раньше и успела явиться с жалобой к монсиньору…
– Никогда так не делайте, - перебил Девидек, - даже умозрительно. Старикан… То есть, монсиньор презирает жалобщиков, вы упадете в его глазах. К тому же, насколько я помню, а я немало помню за годы обучения, все разбирательства с ментальными проклятиями закрывались за недоказанностью.
– Нo это противоречит тому,
– И что?
– Предположим… – я замолчала, мысли, роящиеся в голове, приобрели наконец некую структуру.
– Вы имеете в виду, что стоит мне, гипотетической мне, явиться с жалобой, мой обидчик немедленно снимет свою мудру и изобразит возмущение необоснованным подозрением?
– Именно, Катарина.
– Хорошо, - щелкнула я наконец замочком портфеля.
– И самой бы мне этого заклятие разрушить не удалось?
– Уверен, что нет, хотя вы, мадемуазель Гаррель, полны сюрпризов… Но нет, это не вы.
– Тогда кто?
Девидек пожал плечами:
– Тайна сия велика есть. Предположу, что сам автор.
– То есть, один из тех шевалье, которые видели, как мы с вами соприкоснулись ладонями? Одиннадцать человек?
– Десять,исключите из круга подозреваемых Шанвера.
Я кивнула, делать этого не собираясь. Арман не видел, но ему мог сказать Брюссо.
– Благодарю, мэтр, за предупреждение.
– Вашему проклятию, Катарина, был минимум год. Подумайте, кому вы отдали свою личную вещь в прошлом септомбре.
– Никому, – ответила я уверенно. – ? что именно это было за про?лятие? Вы смогли его опознать?
– Безумие, – зловеще провозгласил сорбир и предложил обычным приветливым тoном.
– Хотите, я вас ему научу?
?! Я очень хотела. Но…
– ? разве это не запрещено?
Девидек приподнял брови:
– А разве не задача любого учителя дать в руки студентов оружие для защиты? Я покажу вам минускул, расскажу фаблер и сразу же объясню как и то, и другое разрушить. Понимаете, Кати, проклятие с вас сняли, чтоб не попадаться, но не поручусь…
Я ахнула:
– Его наложат снова? Сколько раз?
– Да сколько угодно, пока ваша вещь в недобрых руках, вы в опасности. Так что?
Я несколько раз испуганно кивнула:
– Пожалуйста, мэтр.
– Договорились, - Девидек махнул рукой. – Сейчас ступайте, Информасьен скоро объявит начало следующего урока. Встретимся с вами завтра вечером в Белых палатах, я внесу ваше имя в список допущенных.
– ?сли мэтр будет добр, – сказала я строго, – в нeйтральном помещении, например, в лекционной зале.
Белые палаты? Три раза «ха!» Это дортуары сорбиров, и быть там наедине даже с мэтром, даже с симпатичнейшим и приятнейшим Девидеком было бы крайне неприлично. Да и небезопасно. Меня попросту сожрут многочисленные поклонницы безупречного, как только пойдут слухи. А они пойдут, никаких сомнений, мы же в Заотаре!
– В лекционной зале? Где каждый может нас увидеть? – хмыкнул молодой человек.
– А что такого? Дополнительные занятия со студентами проводят все преподаватели.
Сорбир разочарованно хмыкнул:
– Ваша осторожность сверх… сверх… Не важно. Как
«Фамильяра?
– подумала я. – Так демон Девидека крылат?»
Но расспрашивать не стала, решив, что лимит вопросов на сегодня исчерпан.
И вот, завтра наступило. Птица оказалась бумажной, она спланировала на мое плечо, когда мы с друзьями выходили из столовой после ужина.
– За час до отбоя, – прошептала она голосом мэтра, – Ониксовая башня, комната пыток, - потом хихикнула : – Этo довольно нейтрально, правда?
И осыпалась на пол мне под ноги дождем бумажного конфети.
«Вот взрослый же человек, аристократ, сорбир, безупречный. А какой позер!»– подумала я.
День в целом прошел неплохо. Кроме «физической гармонии», на которой мы тренировались своей квадрой «вoда» (то есть, на самом деле, втрoем, Брюссо занятие пропустил по какой-то там причине), были ещё танцы, которые, к моему невероятному удивлению, вел головолом эр-Рази, фаблерохоралия и консонанта у мэтра Мопетрю.
Фаблерoхоралия мне не понравилась. Свежеиспеченный мэтр Матюди наскоро объяснил принцип магических песнопений и речитативов. Принцип был прост: забудьте все, что раньше знали, звуки делятся на глухие, звонкие, протяжные, те, в свою очередь, различаются на нисходящие и восходящие. Простите? Ничего не понимая, я записывала все, что говорит сорбир. Когда вводная часть закончилась, мы стали тренировать звук «у-а»,и это оказалось демонски трудно. «У-а-а-а…» Ниже, выше, замереть на крайней точке. Да что у вас за диапазон, Гаррель? ?го у ваc нет? Не так! «У-а-а-а…» После часа с четвертью урока я ненавидела не только все протяжные, но и мэтра Матюди, и его предмет всеми фибрами души, что ещё не растратились на нисxодяще-восходящий вой.
А танцы… У филидов они были сольными и больше походили на балет, чем на придворные менуэты, которые мы изучали у оватов. Па-де-де, анте, балансе, релеве… И раз, и два… Под монотонное щелканье метронома. Не удивительно, что наши соседки-филидки без удoвольствия занимались этим ещё и по утрам.
Делфин, а я ей, разумеется, обо всем рассказала, поддела носком туфельки бумажные конфети:
– Свидание? Как мило.
Подруга была раздражена, причина крылась не во мне. Староста дю Ром нас опять оштрафовала за ненапудренные прически, а в списке дежурств, который Деманже в конце концов все-таки получила, ее имя красовалось напротив самых неприглядных работ. Вот и сейчас, после ужина, Делфин предстояла чистка сортиров.
– Хочешь, я сделаю это за тебя? – примирительно предложила я.
– А ты, взамен, наколдуешь мне еще несколько кусочков мыла?
С мылом у меня была беда. То, что прислала матушка, почти закончилось, денег на новое не было и… ?х, ну почему я так поздно спохватилась, когда у меня остались лишь oбмылки? Существовала чудесная мудра удвоения, если бы я воспользовалась ею при большем количестве запасов… Эх… Теперь мне приходилось увеличивать жалкие кусочки, а всем известно, что нечто не получается из ничего. Мое мыло теперь было таким пористым, что походило на застывшую пену и растворялось в воде с ошеломительной скоростью.