Шоковая терапия
Шрифт:
Возвращение в родные пенаты прошло для меня болезненно и тяжело. Пока я строила подобие семьи с Артемом, мою комнату заняла младшая сестра со своим трехлетним сыном, и теперь я вынуждена была делить с ближайшими родственниками и без того крошечную жилплощадь. Сестра злилась, ребенок капризничал, родители нервничали: наша малогабаритная двушка в мгновение ока превратилась в дурдом, где невозможно было ни на миг остаться наедине с собой. От постоянного недосыпа я осунулась и подурнела, и всё чаще ловила себя на мысли, что мечтаю попасть на необитаемый остров. Каждый божий день родители и сестра наперебой терзали меня вопросом, нашла ли я работу, недвусмысленно намекая, что впятером нам явно тесновато, но при этом сестре, между прочим родившей вне брака и живущей на детское пособие, почему-то всё прощалось. На мой взгляд, Илона давно уже могла бы правдами-неправдами устроить мальчишку в садик и присоединиться ко мне в поисках работы, но сестричка не ударяла палец о палец, чтобы повлиять на движение очереди в дошкольное учреждение и, по всем признакам, отлично себя чувствовала в роли домохозяйки, а на досуге предпочитала искать не работу, а нового мужа. Кто мог предположить, что спустя полгода безрезультатного обивания порогов работодателей позиция Илоны перестанет вызывать у меня отторжение?
ГЛАВА II
Наша с Илоной разница в возрасте по сути своей составляла всего ничего, но порой мне казалось, что эти несчастные пять лет равнозначны непреодолимой бездне, пролегающей между нами чудовищным разломом в мировоззрении. Даже чисто внешне мы с сестрой походили друг на друга не больше, чем осенняя слякоть на летний зной, причем в роли символа вечного лета выступала как раз Илона – жгучая брюнетка, помимо доставшейся от матери броской красоты унаследовавшая неукротимый темперамент всегда отличавшегося буйным нравом отца, тогда как на мою долю природа отпустила минимум ярких красок, с необъяснимой генетической иронией наделив меня настолько посредственными данными, что на фоне красавицы сестры я блекла и меркла еще очевидней.
Когда у меня родилась младшая сестренка, я, еще будучи несмышленым ребенком, моментально ощутила, что мне вдруг резко стало не хватать личного пространства, а по мере того, как Илона подрастала, я и вовсе начала загадывать отдельную комнату в качестве новогоднего подарка от дедушки Мороза. Сестра принадлежала к числу тех людей, которые неосознанно заполняют собой всё вокруг – именно о подобном типаже принято говорить, что их часто бывает «слишком много». В ней бушевали эмоции и страсти, она постоянно куда-то спешила, а к нам домой тянулись бесконечные орды друзей, подруг и всякого рода шапочных знакомых, число каковых росло поистине в геометрической прогрессии. В таких условиях я быстро отчаялась обрести вожделенные тишину и покой и старалась подольше задерживаться на факультативах, только бы не возвращаться в эту обитель первобытного хаоса. Готовиться к экзаменам, а потом и работать над дипломным проектом мне приходилось в основном в библиотеках, но так возможность снимать собственное жилье у меня появилась гораздо позже, я мужественно терпела сестренку, пока, наконец, с облегчением не помахала отчему дому ручкой. Принимая во внимание, что у родителей давно начало закрадываться подозрение, что из старшей дочери получится каноничная старая дева, торжественное объявление о моем решении съехаться с Артемом было воспринято с бурным ликованием. Особенно фонтанировала восторгом, конечно же, Илона, не столько искренне желающая мне женского счастья, сколько глубоко обрадованная самим фактом долгожданного избавления от чрезвычайно занудной сестры, на протяжении многих лет неустанно пилившей ее по поводу жуткого бардака в общей комнате.
За тот период времени, что мы с Артемом прожили вместе, Илона успела с горем пополам окончить колледж дизайна, окончательно и бесповоротно возомнить себя творческой личностью с грандиозными амбициями, и целый год промаяться дурью в заведомо бесплодных мечтаниях о высокооплачиваемой работе по специальности. Сказать по правде, большого таланта я за сестричкой не замечала, и потому ничуть не удивилась, когда ее попытки зарабатывать фрилансом провалились с оглушительным треском. Я даже предлагала Илоне протекцию в информационном отделе университета, но моя сестренка посчитала ниже своего достоинства печатать буклеты в вузовской типографии и предпочла и дальше изображать из себя непризнанного гения и перебиваться случайными заказами, регулярно запуская загребущие ручонки в родительские карманы. Те, в свою очередь, не чаяли в Илоне души и продолжали верить, что рано или поздно их недооцененная девочка найдет работу своего уровня, а до тех пор исправно снабжали сестричку средствами к существованию, тем самым лишая ее малейшего стимула активизироваться в плане трудоустройства. Я в эти паразитические отношения принципиально не лезла, полная финансовая независимость позволяла мне жить самостоятельно и абстрагироваться от проблем Илоны, хотя сестра и нередко обращалась ко мне с просьбой дать взаймы. Я отлично знала, что вопреки своим клятвенным заверениям возвращать долги Илона все равно не будет, и если уж помогала ей материально, то старалась отделаться незначительными суммами, не вызывающих острого чувства сожаления о выброшенных на ветер деньгах. А чуть больше трех лет назад сестренка умудрилась забеременеть от своего бойфренда, мгновенно слинявшего в кусты при виде двух заветных полосок.
Красивая, бойкая и раскованная Илона еще со школьной скамьи собирала под своими окнами толпы поклонников, и если я в ее возрасте самозабвенно корпела над учебниками, то сестричка ежедневно бегала по свиданкам-гулянкам и ей ничего не стоило, скажем, прийти домой под утро. Родители благополучно закрывали на поведение Илоны глаза, и в один прекрасный день та явилась вся в слезах и соплях, заперлась в комнате, и проревела там до вечера. Ближе к ночи сестричка милостиво соизволила прекратить добровольное заточение и сообщить нам о своем интересном положении. Я терпеливо выслушала Илону, явно настроенную на всяческую поддержку со стороны семьи, и осторожно посоветовала сестренке подумать о прерывании нежелательной беременности в связи с крайне стесненными финансовыми условиями. Что тут началось! Какими нелицеприятными эпитетами меня только не заклеймили в тот вечер! Я сто раз раскаялась, что поддалась на уговоры родителей и не проигнорировала их просьбу срочно приехать домой, потому что «Илоночка на гране суицида», конец цитаты. В итоге мне достался ярлык бесчеловечной убийцы невинных младенцев, и чтобы погасить разгорающийся семейный конфликт, я вынуждена была избрать политику невмешательства. В конце концов, мое мнение никого не волновало, а навлекать на себя праведный гнев оскорбленных в лучших чувствах родителей мне тем более не хотелось. В общем, я отпустила ситуацию на самотек, и через положенные девять месяцев на свет появился Никита, чей папаша так бесследно и сгинул на просторах нашей необъятной родины. Естественно, никаких алиментов Илоне не светило, и содержание внука целиком и полностью легло на плечи родителей. Мало того, новоиспеченная мамочка постепенно сообразила, что ее прежняя жизнь, проходившая в тусовках и развлечениях, осталась в прошлом, и ненавязчиво делегировала воспитание подрастающего поколения родителям. Как только те возвращались с работы, Илона незамедлительно перепоручала Никитку бабуле с дедулей и с чистой совестью давала деру из дома. Несмотря на то, что родители внука обожали, поправку на предпенсионный возраст и хроническую усталость никто не отменял, поэтому нервная обстановка в семье быстро стала нормой, и я всё чаще отказывалась от визитов, ограничиваясь телефонными звонками и регулярными подарками племеннику. Могла ли я предположить, каким кошмаром вскоре обернется моя жизнь?
Затяжная безработица и неумолимо приближающаяся нищета заставили меня уподобиться Илоне и с повинной головой попроситься к родителям, и к вящему неудовольствию сестренки, первое время откровенно злорадствующей над моими неудачами, я оказалась всё в той же квартире, в которой прошли мои детство и юность. Мы с Илоной снова чуть ли не дрались за каждый квадратный метр, мне было элементарно негде спрятать свои вещи от шалостей непоседливого племенника, меня невыносимо раздражал царящий в комнате беспорядок, но выхода из замкнутого круга упорно не находилось. А еще ушлая сестричка за неделю просекла ситуацию, и начала активно спихивать на меня ребенка, мотивируя это тем, что я, мол, и так дома сижу, а ей, видите ли, нужно общение. Дабы не превратиться в бесплатную няньку, я принялась бегать по собеседованиям с удвоенной силой, но результата всё не было и не было, и с подачи Илоны родители стали прозрачно намекать мне, что если уж я живу за их счет, то должна помогать сестре с ребенком. И вот тут-то я окончательно впала в панику!
Нельзя сказать, что мы с Артемом были убежденными чайлдфри, однако, совместных детей мы не заводили по обоюдному согласию. Артем банально не созрел для отцовства, а я…Не знаю, наверное, мне просто нравилось жить для себя, и пресловутый стакан воды в старости меня не сильно беспокоил. В свои тридцать два я совершенно не ощущала назойливого тиканья биологических часов, не умилялась чужим младенцам, и не испытывала равным счетом никакого желания продолжить род. Многие меня не понимали, кто-то осуждал, кто-то недоумевал, но до недавнего времени я воспринимала бестактные вопросы «детных» коллег исключительно с юмором. Еще до беременности Илоны о внуках заговаривали мои родители, да и мать Артема что-то такое упоминала, но я относилась к этим беседам с философской точки зрения и рассматривала перспективу деторождения как нечто очень далекое и, в принципе, совсем не обязательное. Ума не приложу, с чего сестренка вдруг решила, что я стану идеальной тетушкой-«синим чулком» и посвящу остатки своих дней заботе о племяннике, пока его родная мамуля будет устраивать свою судьбу наравне с необремененными малолетним потомством подругами. Так или иначе Илоне почти что удалось продавить свою позицию перед родителями, и, если бы я демонстративно не взбрыкнула, всё бы сложилось для сестры наилучшим образом. Впрочем, с этого дня родители не переставали обвинять меня в махровом эгоизме, а Илона, не стесняясь в выражениях, цедила в мой адрес презрительное «нахлебница», видимо, всерьез полагая, что смехотворное детское пособие на Никитку дает ей право считать себя выше любых претензий.
За прошедший год я люто возненавидела всех и вся. На ту работу, где требовались сотрудники без опыта, меня не брали из-за возраста, а там, куда я вписывалась по возрасту, отказывали из-за отсутствия опыта. Чтобы зарабатывать переводами и уроками английского была нужна «корочка», а для самоучки не нашлось вакансий даже на неофициальном рынке. От отчаяния я зарегистрировалась на бирже труда и, скрепя сердце, отважилась пройти курсы переподготовки. Государство предоставило мне потрясающую альтернативу: либо отучиться на водителя трамвая, либо приобрести профессию отделочника. Так как иные варианты на бирже отсутствовали, а на период обучение из бюджета выплачивалась копеечная, но всё же стипендия, я закусила удила и обреченно присоединилась к группе будущих штукатуров-маляров в расчете если уж не устроиться на работу, то хотя бы сбежать из дома. Илону данный расклад, понятное дело, не воодушевил, а я получила возможность «легально» уклоняться от заботы о племяннике и следующие месяцы посвятила освоению новых для себя навыков.
В нашей группе я оказалась самой молодой: в основном курсы посещали задерганные тетки за сорок и неблагонадежного вида мужики, в первый же день предложившие выпить за встречу. Контингент преимущественно складывался из бывших заводчан, подпавших под массовое сокращение в процессе второй волны экономического кризиса, и жен вышеупомянутых работяг, всю жизнь просидевших в домохозяйках. Я была уверена, что мне придется невероятно тяжело не только в учебе, но и в общении с моими сокурсниками, но уже вскоре с удивлением обнаружила, что интриги и сплетни распространены в рабочей среде гораздо меньше, чем в интеллигентном коллективе методического отдела. Тетки в общей массе производили впечатление необразованных, хамоватых, но при этом открытых и душевных женщин, а мужики представлялись мне эдакими незлобивыми выпивохами, привыкшими к стабильной работе на заводе и после увольнения разом почувствовавшими себя за бортом жизни. У большинства моих новых знакомых были уже взрослые дети, и я вдоволь наслушалась историй о повсеместно распадающихся семьях, незапланированных беременностях и неподъемных кредитах: люди крутились, как могли, используя любые возможности для заработка, и я внезапно поняла, что мне нечего стыдиться. Высшее образование и семь лет в университете в нынешние времена ничего не значили, и лучше уж я буду выравнивать стены и клеить обои, чем жадной пиявкой присасываться к родительскому кошельку на манер моей незабвенной сестрички.
Только вот курсы-то я честно окончила, но с работой у меня снова не сложилось. Вернее, с работой всё получилось на ура, и я без малого три месяца трудилась над отделкой строящегося объекта, однако, мне за это не выплатили ни гроша. Компанию-подрядчика признали банкротом, а возникшая перед нашей бригадой задолженность по зарплате так и осталась на бумаге. Бригадир неоднократно пытался выбить наши деньги, но компетентные органы не предложили нам ничего кроме обращения в суд. Сей печальный случай лишний раз подтвердил сложившуюся у меня в семье репутацию неудачницы, и надо мной вновь нависла угроза стать нянькой Илониному сыну. Пока я, как проклятая, вкалывала на стройке, сестричка не теряла времени даром и познакомилась с довольно состоятельным парнем, за которого теперь стремилась побыстрей выскочить замуж. Наличие маленького ребенка абсолютно не добавляло Илоне баллов, и сестричка пела новому ухажеру в уши, что Никитка никому не создаст проблем, потому что за ним всегда есть кому присмотреть. Пользуясь тем, что макаронный цех, где много лет работала наша мама, отправил половину сотрудников в отпуск без содержания, Илона денно и нощно пропадала в объятиях своего кавалера и, похоже, свято веровала в обеспеченное будущее. Справедливости ради, следовало отметить, что сестричка действительно мастерски вскружила парню голову и ничтоже сумняшеся раскручивала его на деньги. У Илоны опять появилась брендовая косметика, у Никитки – дорогие игрушки, и, хотя мы по-прежнему жили на отцовскую зарплату и детское пособие, я против своей воли начала соглашаться с мамой, считавшей, что ее младшая дочь движется по единственному правильному пути. При всей ее взбалмошности и легкомысленности, сестренка была далеко не глупа, и благодаря своим женским чарам, вполне могла захомутать какого-нибудь богатенького Буратино и свысока поглядывать на меня, кутаясь в норковую шубку. Я понимала, что в моих же интересах выдать Илону замуж и единолично завладеть комнатой, ну а что дальше? Так и тянуть деньги с родителей? Гнуть спину на стройке и раз за разом становиться жертвой недобросовестных подрядчиков? Без конца таскаться по собеседованиям и слушать вечное «Мы вам перезвоним»? Или наступить на горло собственной песне и соглашаться на любую неквалифицированную работу? Вероятнее всего, именно это мне и предстояло, но пример Илоны, всё чаще дефилирующей по дому в очередной обновке, заставил меня пересмотреть взгляды на жизнь. До чертиков устав от нужды и безденежья, я запоздало вспомнила, слова моей сокурсницы, страшно изумившейся, почему я, свободная молодая женщина, знающая английский язык, до сих пор не вышла замуж за иностранца и не уехала за границу. Тогда я была слишком поглощена техникой нанесений эмали, но сейчас я поняла, что это мой единственный шанс. Я заполнила анкету сразу на нескольких сайтах знакомств и, невзирая на подтрунивания Илоны, всецело посвятила себя поискам заграничного мужа.