Шолк для Гвидона
Шрифт:
– Я везу свечи от деда Саввы. Две – в вокзальные чаши. Если хотите – приезжайте. Одна для Камула.
Дарек знал, что сослуживцы не пропустят возможность посмотреть, как он зажигает заговоренные свечи. Но не ожидал, что на вокзал явится еще и Светозар с подполковником Розальским – тем самым, который допрашивал бомжа, какой-то полковник и две дежурные группы разных спецотрядов. Растерянные пассажиры расступились, на лице Камула заиграла улыбка, а Хлебодарный поморщился. В алтарном зале стало тесно и шумно, рычание стихло только после того, как Дарек открыл застежки чемоданчика.
Первым он почтил Хлебодарного – волки и Камул подождут.
Чтобы там ни говорили завистники, а магия Савватия работала. Слизняк таял, Дарек вдыхал ягодный дым, и чувствовал, как перестает ныть бедро, уходит угнездившаяся в затылке головная боль, не снимавшаяся ни превращениями, ни таблетками. Душу омыло спокойствие. Хлебодарный благосклонно кивнул, прошептал: «Все будет хорошо». Дарек достал из чемоданчика тройную шишку, протянул Негославу, указал взглядом на спички.
– Это большая честь. Может, сам зажжешь?
– Нет. Это вам.
Он отошел к статуе Хлебодарного, продолжая прикасаться к чаше, и купаясь в виноградном дыму. Волки сгрудились вокруг чаши Камула, рычали – без злости, с предвкушением. Когда к запаху винограда прибавился густой смолистый дым, Дарек омыл ладони в пламени, защелкнул застежки чемоданчика и пошел прочь, на свежий воздух. К чаше Хлебодарного начали подходить лисы – пассажиры и сотрудники вокзала. Дарек знал, что их молитвы возле заговоренной свечи будут прибавлять ему по капле здоровья и удачи. Виноградная гроздь потухнет не скоро – такие свечи горят около суток. И ее никто не сможет погасить или украсть – пламя сожрет руку вора, повреждая сухожилия. Недаром к Савватию чистокровные шакалы в очередь стояли, и не каждому свеча перепадала.
Дареку крупно повезло – у него была возможность постучать в дверь и купить немножко волшебства. По родству и удачному знакомству.
Глава 4. Гвидон. Паломничество
В гостиницу со скверной репутацией его впустили нехотя – только после того, как переплатил вдвое. Хозяин трижды предупреждал, что у них нельзя устраивать драки, и не верил словам: «Мне только искупаться и постирать». Шмотки удалось пристроить в прачечную за скромную сумму, а в душ пришлось идти два раза подряд. После первой помывки Гвидон продолжал вонять грязным волком с примесью дешевого геля для душа.
Он тщательно побрился, осторожно соскреб волосы в подмышках – звериный запах сразу стал слабее, долго выполаскивался и растерся крохотным гостиничным полотенцем до красноты кожи. В рюкзаке нашлись чистые трусы и майка. Гвидон возблагодарил Камула, надоумившего его прихватить второй комплект формы – можно выйти, не дожидаясь, пока высохнет стирка – мысленно составил список завтрашних покупок и улегся спать.
На следующий день он вышел в город, надеясь, что не попадется на глаза какому-нибудь бдительному патрулю. Вчера помогла знакомая уловка – подъехал на электричке, вышел на платформе возле кондитерской фабрики, а до гостиницы добрался пешком. Здесь, в близости от аэропорта, по отсутствию туристов, приезжавших в городок принимать
Гвидон напомнил себе, что надо быть увереннее – «я турист, паломник, иду в горы по зову Камула» – пополнил запас горючих кубиков, накупил супов для кружки и консервов, обратив внимание на то, что в витринах магазинов, на улицах и площадях появились елки и можжевеловые венки с соломенными жгутами и алыми лентами. Из пекарни тянуло вкусным запахом выпечки с корицей, возле отделения банка стояла огромная стремянка. Человек и оборотень-лис разматывали длинную гирлянду, примеривались к крюкам, чтобы украсить фасад.
Рождество и день Изгнания Демона Снопа приближались, праздничное настроение прокрадывалось в дома, согревало огоньками разноцветных лампочек, обещанием стола с угощениями и подарков. Люди и оборотни улыбались, а Гвидон все сильнее мрачнел. Он только сейчас понял, что зашел за черту, из-за которой не будет возврата. Не будет приглашения к Светозару, покупки торта и банки маринованных кабачков – все это осталось в прошлом.
Тоска порождала сомнения. Может быть, надо было оставить письмо, чтобы его прочли Светозар и дознаватели? Не уносить с собой, чтобы нашли рядом с телом – а вдруг тело не найдут? Уверенность, что Камул дал ему отпускную от смерти только для посещения братской могилы, временами пошатывалась. А если ничего не произойдет?
Гвидон успокоил себя тем, что всегда можно пойти и сдаться, и машинально начал дополнять старое письмо мысленными пометками из сегодняшнего дня – как будто уже оказался на допросе. Дополнений оказалось так много, что пришлось зайти в канцелярский магазин и купить две тонкие тетрадки и три шариковые ручки. Продавщица посмотрела на него с удивлением, как будто сомневалась в том, что он умеет писать, и Гвидон немножко обиделся.
Он вернулся в гостиницу в полдень. Забрал сухую форму, тщательно уложил в рюкзак, распределил продукты. Оставшееся время – номер был оплачен до четырех часов дня – он использовал на запись мыслей в тетрадку.
Гвидон Вишневецкий, попавший на «Грозу», не имел жизненного опыта, не чуял ловушек, не видел связи между действиями, казавшимися ему разрозненными. Сегодняшний Гвидон многое оценивал по-другому – давно надо было перестать запихивать воспоминания в дальний уголок памяти, вытесняя «неврозом чистоты», и разобраться.
Сейчас бы он почувствовал привкус синтетического наркотика в чае. Догадался бы, что подразделения недаром держат на ногах на ветру и морозе, не кормят и пичкают дрянью, которая дурманит разум. Не отдал бы ни жетон, ни военный билет, даже если бы ему за это пообещали расстрел на месте. Он бы мог взять ситуацию под контроль без прямого бунта, не оспаривая приказ фальшивого полковника. Просто приглядеться повнимательнее к взрывному устройству и попытаться разминировать. Да взорваться вместе с ним, отойдя от подразделения! Но не нести его к нефтепроводу и не закладывать в указанную точку.
Гвидон грыз ручку и писал. О наркотике. О пытке холодом. О вербальном воздействии – фальшивый полковник постоянно отзывал его и второго командира взвода в сторону, позволял сделать по глотку чая, напоминал о долге, о воинской чести и пугал карами за невыполнение задания. «Вы подведете своих подчиненных, им придется отвечать за ваше разгильдяйство. Вы не имеете права лишать их будущего».
Конец ознакомительного фрагмента.