Шолк для Гвидона
Шрифт:
Имуществом Гвидон так и не обзавелся. Светозар ему регулярно пенял «живешь, как в тюремной камере», и не подозревал, что стрела попадает в цель. Когда-то решил не привыкать к хорошему, чтобы потом в тюрьме не сложно было, и так и покатилось по колее – покупка посуды или мелкой мебели была событием. Привык обходиться минимумом, вещами, перепадавшими со склада.
В ящике шкафа лежала пачка купюр. Гвидон тратился на моющие средства, запчасти для машины, бензин. Кормил волков из своего отделения, оплачивая счета в блинной. Иногда покупал рыболовные снасти. Деньги почему-то никогда не заканчивались. Три года назад у него появилась дополнительная статья расходов: он начал помогать вдовцу, мужу сослуживца, погибшего при исполнении обязанностей.
Скопившуюся сумму он решил отнести Владеку. Это укладывалось в новый план. Он уже не думал ни о смерти во благо, ни о восстановлении справедливости – за пятнадцать лет все следы выветрились, свидетели позабыли показания, а земля изменила рельеф. У него появилась идея, попахивающая безумием. Вручить свою судьбу в руки Камула. Без страховки в виде достижений цивилизации, отправившись в изгнание. Ненадолго заглянуть в дом Владека в Лисогорске, оттуда двинуться в заповедник в Закатных горах, уйти туристическими тропами в сторону Антанамо и Гнилой Балки. Посмотреть на свою могилу. На памятник. Извиниться перед Яблоновским, поблагодарить его за подаренные годы спокойной жизни. На этом планы заканчивались.
Ключевые Воды и Гнилую Балку разделяло семьсот километров. Шоссе, железная дорога, три перевала, несколько туристических маршрутов через заповедники. Ехать на машине не имело смысла – тормознут не на первом посту, так на третьем. Зачем подставляться, если собираешься урвать еще немного вольной жизни? Он снял второй гараж и изучил расписание местных автобусов и электричек, чтобы добраться до дома Владека, отдать деньги и затеряться в горах, которые никто не будет прочесывать из-за одного беглеца – слишком много нужно потратить сил и средств на такие поиски.
Конкретной даты побега Гвидон не назначал. Чувствовал, что Камул подскажет, подтолкнет на дорогу высшего суда. Так оно и вышло – в конце ноября, в три часа ночи, волка накрыл знакомый кошмар. Обычно плохие сны приходили двуногому, а в этот раз случился какой-то сбой программы, и перепуганный зверь завыл, пугая соседей. Гвидон с трудом превратился и заметался по квартире, не понимая, где оказался, не зная, как унять дрожь. Он вышел на балкон, схватил лежавшее на табуретке яблоко, начал жевать и прикусил язык. От боли на глазах выступили слезы, зато в голове, наконец-то, чуточку просветлело: пока доедал, все вспомнил.
На ледяном ветру, без одежды, он моментально замерз – хуже, чем на палубе «Грозы». Яблочный огрызок выскользнул из негнущихся пальцев. Гвидон шевельнулся, чтобы наклониться, поднять, а потом вспомнил, как молодой психолог поставил ему диагноз «невроз чистоты» и заявил, что это стремление избавиться от неприятных мыслей и воспоминаний.
«Пусть валяется, – подумал он. – Хватит. Наубирался».
Утром Гвидон отнес брошюру с письмом и конверт с деньгами в бардачок машины, забросил в багажник рюкзак с запасной формой и продуктами, после чего отправился на службу, готовясь к неприятностям.
Слова Светозара послужили сигналом. Гвидон сдал личное оружие – до этого обдумывал идею унести его с собой, чтобы в крайнем случае застрелиться, но не осмелился доставлять командиру дополнительные проблемы. Купленная вода отправилась в багажник. Он перегнал машину во второй гараж, вытащил рюкзак, тщательно упаковал груз, не забыв содержимое бардачка, и ровным шагом пошел к кассе самообслуживания в торговом центре, чтобы купить железнодорожный билет. Дознавателей этим не обманешь, но он проложил ложный след, чтобы получить отсрочку – успеть отдать деньги Владеку. Теплилась надежда, что машину будут искать долго. Гараж был оплачен на два месяца, хозяин не отличался любопытством. Никто из сослуживцев о запасной нычке не знал. Дознаватели быстро отметут версию побега
Железнодорожный билет до столицы он спрятал в карман, а телефон выбросил в ближайшую урну. Перешел дорогу, влез в маршрутное такси и уехал в другой торговый центр, где собирался сесть на какой-нибудь пригородный автобус – подземная парковка всегда была забита людьми и оборотнями, разъезжающимися по хуторам и деревням, большим рюкзаком никого не удивишь. Из автобуса он пересел на сеновоз, вышел на повороте на тупиковый хутор и потопал вдоль полей, неприятно удивляясь тяжести рюкзака и секущему лицо мелкому снегу. К полуночи лесополосы и тропки вывели к полуразрушенной ферме. Судя по стойлам, здесь когда-то держали коров – сохранились стены двух корпусов, сарай, забитый прелым сеном, и что-то вроде сторожки с лежанкой и грубо сложенной печью. Осмотревшись, Гвидон решил не перекидываться. Притащил две охапки сырых поленьев, вскипятил воду в мятом ковшике, заварил себе двойную порцию супа из пакетиков. От тепла навалилась усталость. Нервное напряжение не исчезло, но немного отступило: он сумел сделать главное – выбрался из города и затерялся среди лесов и полей. Следующая цель – Лисогорск – была посильной.
Задремывая, он подумал, что дознаватели наверняка допросят Владека – кто-нибудь да проболтается о его поездках. Перетряхнут всех – и бывших сослуживцев, и собутыльников. Будут выяснять, не нашел ли он у кого-нибудь приют.
«Извинюсь, – решил Гвидон. – Попрошу прощения за причиненные неудобства. Вряд ли возле его дома оставят наблюдателей. Мы не любовники, я у него даже ночевать ни разу не оставался. Но осмотрюсь, конечно, прежде чем во двор заходить. Неохота попасться до того, как навещу Яблоновского».
Через три дня он прибыл к границе Ключеводской провинции и Лисогорской губернии – чередуя пешие переходы и попутки. Полей стало меньше, на севере замаячил факел одного из нефтеперерабатывающих заводов, и Гвидон решил, что настало время подъехать каким-нибудь транспортом – альтернативой была прогулка вдоль газопровода, где можно нарваться на патруль и неприятности.
Он обдумал и откинул идею проголосовать на трассе и влезть в междугородный автобус. Автобус или маршрутку могли остановить на посту ДПС и досмотреть пассажиров. Железная дорога была привлекательнее. Электрички не останавливали, а контролеры не держали в голове полицейские ориентировки. Самым главным было сесть в электричку на какой-нибудь станции-платформе и точно так же выйти, не доезжая до крупного населенного пункта с вокзалом. Это Гвидон проделал с блеском: забрался в пригородный поезд в сумерках, вместе с группой рабочих с НПЗ, а вышел через шесть станций возле дороги на свиноферму.
В Лисогорской губернии он почувствовал себя увереннее. По густонаселенной части пришлось помотаться, отрядом затыкали все дыры – от семейных скандалов с топором до охраны ГРЭС в дни чрезвычайных ситуаций. Горы тоже были знакомы: Гвидона заносило и в элитные поселки, где жили обеспеченные мраморные лисы, полярные волки и шакалы, и в нищие селения на границе с алыми графствами.
Что только не всплывало в памяти: и как пьяного волка уговаривали не прыгать с двадцатипятиметровой трубы котельной, тихо поражаясь тому, как он ухитрился туда залезть, да еще и с рупором. Как искали трех женщин, заблудившихся в тумане в лесу – бегали и орали вместе с МЧСниками. Как поймали и на месте отоварили дубинками двоих гаденышей, повадившихся разбивать памятники на кладбищах и мочиться на могилы. Как вытаскивали из ила завязшую корову, потому что бабка очень просила, а Светозар сказал: «Давайте привяжем и машиной дернем». Как удачно врезались БТРом в грузовичок с мандаринами прямо перед Днем Подарков – мужику на рынке стоять не пришлось, компенсация от Минобороны все покрыла, а им и куче зевак по мешку мандарин перепало. Чего только ни было… иногда смешно, а иногда страшно вспоминать.