Шпагу князю Оболенскому !
Шрифт:
– Точно, - опять вмешался я.
– Я заметил время, это произошло у меня на глазах.
Эксперт протянул Якову узкую черную перчатку, видимо, дамскую. Он взял ее, повертел ("так, так, так"), понюхал и осторожно вынул из нее аккуратно сложенный листок, немного запачканный кровью. Прочитал, хмыкнул.
– Где вы ее обнаружили?
– Под трупом, на покрывале.
– Интересно.
– Яков отдал эксперту-криминалисту записку и перчатку. Поработайте с ними, только побыстрее.
Эксперт опустил их
В Яшкиной комнате не было ничего лишнего. По-моему, так и самого необходимого явно не хватало. Общий стиль - армейская простота, если не сказать определеннее. Но все равно комната чем-то неуловимым производила такое впечатление, будто в ней живет старая дева, которая, казалось, вот-вот обнаружит себя фотографией душки-актера над узкой кроватью или приколотым к занавеске бумажным цветком, покрытым горькой пылью.
Яков включил плитку и поставил на нее кофейник. Он так и остался неисправимым копушей, только стал суетливее, потому что старался все делать "быстро и четко".
– Как там наши?
Яков разлил кофе по кружкам, нарезал хлеб и, отдернув занавеску, открыл окно.
– Светает. Покурить-то у нас есть еще?
Я взял кружку, пересел на кровать - ее ржавая сетка прогнулась бы подо мной до пола, если бы под ней не стоял чемодан, - и подбил под спину подушку.
– Ты, Яшка, жениться не пробовал?
– Не берет никто.
– Он, щурясь от бьющего из кружки пара, большими, шумными глотками пил кофе.
– Да и времени нет. Дружил, правда, с одной, да ей надоело, что я неряха, так и разошлись. А ты чего это гнездишься? Устал? То-то, брат, это тебе не пером щелкать. Кстати, что за народ в вашем музее? И этот Самохин? Расскажи - ты ведь там за своего ходишь.
– С Самохиным я почти не общался. Знаю только, что он недавно отбыл срок...
– Так, так, так...
– Что его не любили, не доверяли ему. Саша, так тот все ждал от него какой-нибудь пакости, жаловался, что в музее стали пропадать вещи...
– Калоши, например?
– Например, шпаги.
– Очень мило.
– Яков жадно кусал черный хлеб.
– Ну-ка, - он провел в воздухе волнистую линию кружкой, - поподробнее.
– Тут ничего интересного, на мой взгляд: шпага нашлась, правда, она была поломана.
– Как же так?
– очень искренне огорчился Яков.
Я развел руками.
– Кто-то - не исключено, что и Самохин, - переломил ее и бросил в бочку с цементом, что ли. А Саша нашел эфес и обломки клинка.
– Все обломки?
– быстро спросил Яков.
– Не знаю, не спросил: ни к чему было.
– Эх, ты!
– Он сердито отставил кружку.
– Полная деквалификация налицо.
– Что-то между ними еще было.
– Я припоминал вчерашнюю размолвку. Что-то такое личное, но тут я совершенно не в курсе. Не интересовался.
– Ну да, - кивнул Яков, - "ни
– А ты думаешь, я еще в Москве знал, что здесь произойдет, да? разозлился я.
– Но ведь ты же должен был писать о них, так ведь? Или ты уже в поезде свой очерк настрочил, а сюда ехал только командировку отметить? У вас ведь и так делается. Люди тебя интересовали или нет?
– Он вскочил с табуретки и ходил по комнате, задевая стоящий у стены велосипед, такой же ржавый, как кровать.
– А велосипед тебе зачем? На случай распутицы, что ли? поинтересовался я, чтобы сменить тему разговора: в чем-то Яков был прав.
– Чтоб не толстеть, - гордо отрезал он, - и быть всегда в форме! По утрам катаюсь.
– По комнате?
– не удержался я.
– Ну ладно, ладно, не отвлекайся.
– Вообще-то народ в музее подобрался славный...
– В этом я уже убедился!
– Нет, я серьезно. Все они увлечены своим делом, очень дружны. Саша, правда, резковат, придирчив, но парень предельно честный и прямой. Оля Воронцова...
– Это кто такая?
– Администратор гостиницы.
– А какое отношение она имеет к музею?
– Фактически она работает там, только числится в гостинице. У них в музее всего три-четыре штатные единицы пока, а остальные - энтузиасты.
– Что она за человек?
Я не сдержал улыбку.
– Это такой свежий человек, Яша, встречаясь с которым сразу вспоминаешь, что тебе уже не восемнадцать, что с утра ты не успел побриться, что двух зубов у тебя уже нет и еще в двух - дупла и что правый каблук ты стаптываешь наружу, а левый - внутрь.
– Ого!
– Яков хитро улыбнулся.
– Как поэтично! Но, к сожалению, не по существу. Кто еще?
Я подробно, что знал - а знал я, как оказалось, до обидного мало, рассказал ему обо всех работниках музея. Особенно заинтересовал Якова Волков.
– Так, так, так... Служил у немцев, говоришь? По заданию партизанского штаба, да? Интересно. Знаешь что, Сережа, отдохни-ка ты малость. А я тут пока смотаюсь кое-куда, не возражаешь?
Я не возражал.
– Сережка! Проснись, Сергей!
Я вскочил и открыл глаза. Яков стоял передо мной и теребил за плечо.
– Смотри-ка, Сергей, какая интересная штука получается!
– Погоди, - с усилием произнес я.
– Ты же куда-то ехать собирался.
Яков засмеялся:
– Пока ты спал, я бы в Москву успел сбегать. Посмотри на часы, соня.
– А, значит, ты уже вернулся.
– Молодец - сообразил!
– похвалил Яков.
– Смотри-ка, что мы имеем.
– Погоди, Яш, где у тебя умыться можно, голова тяжелая.
Я вернулся в комнату, освеженный холодной водой. Яков бросил мне полотенце.
– Ты им велосипед, что ли, протираешь?
– спросил я, садясь к столу, на котором Яков разложил газету.