Шпандау: Тайный дневник

Шпеер Альберт

У Нейрата тоже было свидание. На этот раз его постаревшая жена и дочь приехали вместе. Возвращается он совершенно другим. Он с трудом скрывал признаки сердечного приступа, чтобы жена не волновалась хотя бы из-за этого. Но, по его словам, она все поняла и была бледной как смерть, когда прощалась с ним. Обычно сдержанный Нейрат сегодня выглядит расстроенным. Он несколько раз повторил, что потерял всякую надежду. Он измученно добавляет, что жена хочет снова приехать в августе. «Но к тому времени со мной уже, вероятно, будет покончено». Он первый из нас сдался. Нейрату семьдесят восемь лет.

Чтобы отвлечься, я решил вечером пойти на «Амфитрион» Клейста. «Сценарий» уже давно лежит у меня на столе. В первом акте иллюзия сохраняется. Но потом

она начинает рассыпаться. Все разваливается. Гретель в комнате для свиданий. Я осознаю, что больше не переворачиваю страницы. В голове крутятся обрывки нашего разговора. В промежутках — снова Зевс с Алкменой. Нет никакого смысла. Я прекращаю. Интересно, это означает, что мой эксперимент с театром окончен?

Я прошу таблетку снотворного на ночь. Не раздумывая, сразу ее глотаю. Через полчаса она начинает действовать.

28 апреля 1951 года. Трава стала зеленой, на ореховых деревьях распускаются почки, желтые и синие анютины глазки, которые я посадил только позавчера, уже цветут. Побывав на свежем воздухе в саду, я впервые за долгое время снова хорошо сплю. Нейрату работа в саду тоже пошла на пользу. Дёниц ему помогает. Но по ночам у него все чаще случаются приступы астмы и тревоги.

Пиз принес новость: британцы хотят перевести нас из Шпандау на запад, в лагерь для интернированных лиц. Но я предпочитаю более короткий тюремный срок в суровых условиях длинному заключению в более благоприятных условиях. В любом случае неважно, что думает он или думаю я. Ничто не меняется.

4 июня 1951 года. Теперь я могу делать все что угодно в своей части сада. Весной я выкопал яму глубиной около полуметра и разбил сад камней; из нескольких тысяч кирпичей я построил подпорные стенки высотой от двадцати до сорока сантиметров. В качестве зарядки я перевез на тачке все кирпичи из неиспользуемой части сада.

— Что вы собираетесь делать с этими кирпичами? — поинтересовался Нейрат. — Впервые вижу, чтобы кто-то носил кирпичи в сад.

Теперь, когда я лежу на траве в саду камней, как сегодня утром, эти кирпичные стены напоминают мне маленький город. Меня окружают цветы. Сейчас цветут розовые и голубые люпины. Через несколько дней к ним присоединятся ирисы. В одном углу распустились молодые ярко-зеленые папоротники. По стене вьются камнеломки, розовые флоксы, нежные колокольчики и монбреции. Иногда стебель камнеломки вытягивается вверх, напоминая миниатюрную сосну, усеянную крошечными белыми цветками.

Мое решение что-нибудь сделать, чем-то занять свое время нашло новое применение. Мне надоело все время наблюдать и записывать, а потом как можно скорее избавляться от своих записей. У меня не остается ничего осязаемого; перед каждым новым началом я ощущаю все ту же пустоту. Этот сад, эта нелепая архитектура в кирпичах обладает бесценным преимуществом — ее можно потрогать руками, и каждое утро она все еще здесь.

14 июня 1951 года. Гесс смотрит на мой сад камней с кислым лицом, словно проглотил ложку уксуса. «Он не доставляет мне удовольствия. Цветы напоминают о воле!» Мои коллеги-садоводы предпочитают полезные растения; они выращивают редиску, горох, лук, клубнику и помидоры. Дёниц стал специалистом по помидорам. На его кустах висят сорок-пятьдесят плодов. Он радуется, когда кто-нибудь считает их в его присутствии.

18 июня 1951 года. Вчера Пиз раздобыл для меня губную помаду, и я выкрасил в красный цвет несколько зеленых ягод клубники. Каждое утро новый американский охранник на наших глазах с наслаждением съедает поспевшую за ночь клубнику. Сегодня он плюется и ругается; но, увидев, что все, в том числе и его коллеги-охранники, смеются, он смеется вместе с нами.

25

июня 1951 года. Месяц назад я посадил горох группами по три куста на глубине семи, пятнадцати, двадцати пяти и сорока сантиметров и обильно поливал. Сегодня я стал осторожно раскапывать. Даже когда глазок был опущен вниз, стебель изогнулся дугой и вытянулся вертикально. Ни один росток не отклонился от вертикальной прямой больше, чем на несколько градусов, даже те, что были посажены на глубине сорока сантиметров. Только один горошек, посаженный на глубине двадцати сантиметров, утратил чувство направления и вырос в спутанный клубок широких стеблей.

В теплицах нагревательные кабели часто поддерживают температуру у корней выше, чем на поверхности. Значит, дело не в солнечном тепле. Двадцатиметровая сосна, растущая в тени утеса в Шварцвальде, тянется не к свету, а вертикально вверх. Стало быть, сила тяжести? Для разработки технологии получения реакций, схожих с поведением гороха, крайне важно исследовать эти механизмы направления.

Новый эксперимент. Я выкопал яму глубиной сорок сантиметров. На дне выложил вперемешку ряд семена фасоли и гороха. С южной стороны накрыл яму куском стекла. Потом засыпал яму землей. Таким образом, поверхность почвы находится на том же расстоянии от семян, что и стекло. Следовательно, тепло и свет одинаково действуют с обеих сторон. Если именно эти факторы влияют на рост, горох будет расти по направлению к стеклу. Но я по-прежнему считаю, что растения имеют тенденцию сопротивляться силе притяжения.

22 августа 1951 года. Горох снова вытянулся вверх с потрясающим чувством направления, не реагируя на боковой солнечный свет. Одиннадцать из тридцати горошин выбрались на поверхность, хотя путь их был неблизок — сорок сантиметров. Две горошины сдались, поднявшись на двадцать сантиметров, и еще несколько потеряли терпение, не выдержав длинного расстояния. Сантиметров за восемь до поверхности они выпустили боковые отростки со сформировавшимися листочками. Но эти горошины тоже оказались достаточно дисциплинированными, чтобы через полсантиметра отказаться от этих отнимающих много сил бегов. Какая жизненная энергия таится в этих ростках, способных произвести стебелек толщиной полтора миллиметра и длиной сорок сантиметров. Как я и предполагал, v фасоли не наблюдается столь сильного биологического «инстинкта». Только один боб из шести попытался выбраться на поверхность и тоже сдался всего в нескольких сантиметрах от цели, а другие — явно сбитые с толку — выпустили ростки в разные стороны от семени. Почему эти родственные растения ведут себя по-разному?

25 сентября 1951 года. Долгое время я так уставал от работы в саду, что почти не испытывал желания писать. Работа в саду постепенно превращается, как неодобрительно заметил Гесс, в манию. Поначалу она была для меня освобождением. Но теперь меня порой пугает заурядность этой механической деятельности. Если я буду постоянно заниматься садоводством, я вполне могу превратиться в садовника как умом, так и душой. Выживание в тюрьме — это проблема равновесия.

Год шестой

Параллель с Карно — Мрачные новогодние мысли — Мою дочь приглашают учиться в Соединенные Штаты — Гитлер — психолог — Нам предстоит плести корзины — Понятие преданности — Национализм Нейрата — Трудности в общении с Герингом — Использование силы против Гесса — Пан-Европа — Смерть матери — Гитлер о разрушении немецких городов — «Нюрнбергский дневник» Гилберта — Снова в карцере

23 ноября 1951 года. Два месяца, включая четыре недели «отпуска», ничего не писал. Тем временем западные державы объявили о прекращении состояния войны с Германией. Скоро опять появятся немецкие солдаты.