Шпионы и все остальные
Шрифт:
А это еще лучше.
«Ты такая гламурная на „мерсе“… А я — на „Форбсе“! Ха-ха-ха!..»
Великолепно.
Самолет в очередной раз накренился. Пуля не заметила, как рядом оказался стюард в белой манишке. Он ловко подхватил ее чашку, скользнувшую к краю стола, и улыбнулся с извиняющимся видом.
Всю дорогу из Шереметьева Трепетов говорил об интригах в мировом футболе, о допинге, талисманах, договорных матчах, о спившихся тренерах и болельщиках его клуба, поющих на стадионе русскую «Калинку». Кроме того, он звонил
— Марина дома?
Пуля напряглась.
— На Кипр вчера улетела? Нет, правильно сделала, я сам ей посоветовал. Выглядит усталой, давно пора отдохнуть… — И продолжил футбольную тему: — Они благодарны мне, понимаешь. Я ведь вытянул этот клуб из задницы… И я горжусь этим больше, чем другими каким-то вещами. Непатриотично, да, я понимаю. Но это честно хотя бы…
Пуля слушала вполуха. Ей это было неинтересно. А интересно было то, где ее высадят. Неужели на первой же стоянке такси? Или спросят: куда вас отвезти? Или «по-джентльменски» пересадят в одну из нескольких дежурных машин?
Она вежливо кивала и смотрела в окно. Нет, на скорую высадку не похоже. Настроение улучшилось.
МКАД проехали с какой-то невероятной скоростью — наверное, впереди неслась какая-то специальная команда, которая расчищала перед ними путь. И вот уже мелькнул указатель на Жаворонки. Почти не притормаживая, машина свернула с шоссе и через несколько минут уже въезжала на территорию усадьбы.
В Жаворонках их ждал чуть ли не торжественный обед. Ждал-ждал, едва дождался. Софья Теодоровна, пожилая горничная, по-матерински выговорила Трепетову за опоздание и остывшее баранье жиго.
— Давно пора, — рассеянно повторил Трепетов. — Мы с Полиной пообедаем в кабинете. Потом, наверное, отдохнем. Лев Николаевич не показывался? Если появится, предупредите меня. Больше никого не пускать.
«Жиго» оказалось обычным жареным окороком. Вино было вкусное. Пуля быстро опьянела.
«Ну вот, — думала она, — и слетали, значит, на Карибы. Отлично. А дальше что? Теперь пообедаем, он меня трахнет, а потом? Отвезет домой? Или к Лешему? Или к маме? Или купит квартиру — „любовное гнездышко“, как в старых американских романах?»
Нет. Хотелось надеяться, что все гораздо серьезнее. Возвращаться к старой жизни Пуля не собиралась. Да это было просто невозможно.
Трепетов надел очки.
Сразу изменился. Стал домашним, семейным, что ли… Пуля подумала, что это круто. Ведь в очках его никто не видит, кроме самых близких людей. Ни на одной фотке, ни в одном сюжете, которые она успела пересмотреть с тех пор, как познакомилась с ним в клубе — нигде его нет в очках. В очках — это как в трусах. Или без трусов. Нет, даже круче…
«Светка, не поверишь: видела „Форбса“ в трусах… То есть в очках. После обеда газету читал…»
Какая чушь. На самом деле «Форбс» всегда остается «Форбсом». Закон природы. Трепетов за обедом почти не разговаривал — надел свои очки и сидел, уткнувшись в компьютер. Почту, наверное, смотрел. Или что там обычно смотрят миллиардеры… Котировки какие-нибудь. За чаем он, наконец, убрал компьютер, но тут же позвонили по внутреннему телефону.
— Да. Хорошо. Будь в библиотеке, я сейчас спущусь.
Трепетов положил трубку и посмотрел на Пулю.
— Срочный доклад, отлучусь буквально на пару минут. Если хочешь, я позову Софью Теодоровну, она проводит тебя в спальню.
— Софья Тео… до… Тьфу. — Пуля потрясла головой. Она даже не ожидала, что так опьянеет. — Я бы, наверное, давно язык сломала, если бы у меня была горничная с таким именем-отчеством.
— Не сломала бы. Он у тебя очень гибкий и проворный. И находчивый. — Трепетов улыбнулся, встал из-за стола. — Так позвать?
— Кого? А-а. Нет, не надо.
Когда он вышел, Пуля подлила себе еще вина, взяла бокал, подошла к окну. На площадке перед домом охранники болтали с водителем «Майбаха», ржали, толкались, как мальчишки.
«Может, надо мной ржут? — подумала Пуля. — Хотя нет, с каких это пряников? Я теперь здесь в статусе официальной любовницы. Вон, Марину свою он отослал подальше на Кипр, теперь я вместо нее. И нечего ржать, понятно? Подойти сейчас и вмазать по мордам. Леший был бы, он бы точно вмазал…»
Она допила вино.
Хотя еще неизвестно, кому бы Леший вмазал.
Нет, известно. Вмазал бы сперва ей, а потом — им.
Ну и плевать. Она свой выбор сделала. Ей здесь нравилось. Она хотела остаться в Жаворонках навсегда. Осталось только узнать, какой выбор сделал Семен Романович.
Но в данный момент Семен Романович не думал о Пуле и не определял ее место в своей жизни — он занимался совсем другими проблемами. Он прохаживался вдоль книжных полок и слушал своего человека для особых поручений, который сидел за небольшим столом и монотонно докладывал о результатах подземной экспедиции. И что-то в этой монотонности ему не нравилось.
Лев Николаевич всегда оставался невозмутимым. Но сейчас он только казался таковым. Руки нервно крутили небольшую изогнутую трубку, взгляд то и дело съезжал в сторону. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Может, оттого, что привык докладывать об успехах, а не о провалах, может, потому, что впервые не владел ситуацией.
— Этот факт проверен? — резко спросил Трепетов.
— Конечно, ребята пытались проверить, сунулись следом… Буквально километр прошли, не больше. А им казалось, что все сто. Поднялись через какой-то люк — там Знаменка. Все в говне, под мышками кипит, руки-ноги дрожат, глаза на лоб лезут, здец полный! Короче, сказали, что больше не пойдут вниз ни за какие деньги… А ведь там Альберт был старшим — вы его знаете: у этого парня вообще нет нервов!